– Что делаешь, делай скорее! Слова, с которыми Иисус Христос обратился к Иуде, когда тот готовился предать Его.


– Однако этот малый меня утешил: он отъявленный висельник, а кому суждено быть повешенным, тот не утонет… – пробормотал спросонок Уильям, садясь на земле и с отвращением стряхивая с себя капли дождя, все-таки просочившиеся на него за время сна, несмотря на густые кроны деревьев над головой. – Фу-у, до чего мокро!… С ума можно сойти. Кажется, и я уже стихами заговорил… Мне снилось, что я не то юнга на корабле, не то сам вероломный Антонио – брат Просперо Миланского… И знаете, Кроуфорд, стих поразительно подходит к нашему положению: как ни ужасен этот бесконечный дождь, нас с вами скорее вздернут… если не государевы слуги, то уж черти на том свете – непременно…
Кроуфорд вдруг выпрямился, словно его хлестнули плетью: перед его внутренним взором, как живой, встал призрак морской ведьмы. Черные растрепанные ветрами волосы, мертвые бериллово-зеленые глаза… Привидение не могло быть Лукрецией Бертрам – это он теперь знал наверняка, – но, значит, ему являлся самый настоящий демон… Вот оно как! Ключ найден, но дверца, как оказалось, ведет вовсе не в залу, а всего лишь в лакейскую, набитую, как поношенными камзолами, новыми загадками!
– Будь что будет. Хотя бы и самый ад разверзся и мне велел молчать… – сказал он, ни к кому не обращаясь. И добавил: – Вы боитесь призраков, мой дорогой друг?
– В вашем присутствии, сэр Фрэнсис, немного меньше, чем без оного, – галантно ответил Уильям и звонко, по-мальчишечьи, расхохотался. – Я полагаюсь на волю Божию – больше ведь ничего и не остается. За последний год по своей и вашей милости я успел столько нагрешить, что, не будь во мне той крошечной капли веры, которая еще хранит мою душу от верной погибели, мне придется пойти прямиком в ад – уж больно длинные счета предъявят мне черти. Боюсь, мне будет нечем платить!
– Вы становитесь философом, Уильям, – с иронией заметил со своего места тоже проснувшийся Амбулен.
– Скорее теологом, – расхохотался Кроуфорд. – Быть может, Харт, вы все-таки напрасно отказались от карьеры сельского пастора и вам стоит вернуться к этой мысли?
– Что это? – вдруг шепотом спросил Уильям, забытым движением накладывая на себя крестное знамение и указывая глазами на отошедшего в сторонку нгомбо.
Старый негр стоял, вперив взгляд в блестящую полированную поверхность кристалла, протяжно произнося какое-то тягучее заклинание и мерно раскачиваясь в трансе.
– Тише, – почему-то тоже шепотом ответил ему Кроуфорд. – Не смотрите. Если вы и в самом деле еще не утратили надежду на спасение, для вас будет лучше даже не думать об этом! Лучше поспите еще немного! – Он почти силком уложил юношу обратно на ковер из опавших листьев и заботливо прикрыл его своим камзолом.

* * *

Лукреция испытывала беспокойство, от которого в груди колотилось сердце, а руки тряслись против воли. Перед рассветом ее разбудил страшный шум и визг, словно солдаты по всему лагерю ловили разбежавшихся кошек. Ничего не объясняя и не стесняя себя никакими проявлениями приличий, Ришери нагло ворвался в ее палатку и приказным тоном потребовал, чтобы она немедленно одевалась. Лошади были уже наготове.
Однако погоня не удалась. Из разговоров солдат Лукреция поняла, что пленники ночью бежали, а мерзкий индеец-полукровка Эстебано якобы видел среди них самого Веселого Дика. Пару часов они убили на бессмысленную погоню, блуждая по каким-то тропам, пока сплошной водопад с неба не лишил их возможности хоть что-то разглядеть. Лукреция не понимала, зачем Ришери потащил ее с собой, неужели нельзя было остаться в лагере? Неужели нельзя было хотя бы последовать примеру этих проклятущих голландцев, которые спокойненько оседлали коней, а потом поехали кавалькадой, умеренным шагом, будто на пикник?! Нет, нужно было непременно найти какую-то полузаросшую лесом дорогу и, увязая в чмокающей грязи, как в болоте, в конце концов, очутиться здесь, в заброшенной деревне!
С первого взгляда было видно, что полуразвалившиеся хижины с упавшими крышами и разваленными очагами не видели в своих стенах живого человека по крайней мере года три – а может, и все пять. Гилея уже наступала на когда-то отвоеванный у нее клочок земли. Лианы уже опутали стрехи и балки, сломанными ребрами торчащие из разорванной плоти крыш. Орхидеи уже покрыли причудливо-злыми цветами стены, густая трава и папоротники росли прямо в полах. Но поскольку ливень не прекращался, решено было тут заночевать. Лукреции это решительно не нравилось: проклятая деревушка, казалось, просто-таки насыщена чем-то тяжелым, пугающим, тягучим, как патока, – как будто в ней не хватало воздуха, как будто зелень тропического леса сжирала его, выделяя в воздух смерть. Здесь даже деревья выглядели так, как будто их вылепил из воска сумасшедший скульптор, и пахли они тяжело и сладко, как ладан на похоронах…
Она попробовала вдохнуть глубже и, невольно схватившись за грудь, вдруг вспомнила про карту, спрятанную за корсажем. Нет, не так представляла она себе поиски этих сокровищ! Почему все так обернулось? Где и когда она совершила роковую ошибку? И совершила ли?! Лукреция не видела в своих поступках ни единого промаха. Она действовала точно и расчетливо, за ее спиной был королевский фрегат с вымуштрованным экипажем, ее крыльями осеняла тень могущественного Кольбера, она удачно вывела из игры конкурентов и быстро нашла союзников. Правда, она не смогла устоять перед… перед собственной слабостью и помогла ему спастись… Она не выдержала испытания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88