— Похоже, Гроно, теперь уже касается, — ровным голосом ответил Деврас. — Король на десять. Играю дальше.
— Отнюдь, мастер Деврас. Вашей светлости всего-то и нужно, что отправить записку с объяснениями и изъявлениями раскаяния его непревзойденности. Учитывая юный возраст, неопытность вашей светлости и дурное влияние, жертвой которого вы оказались в силу сложившихся обстоятельств, он, я уверен, дарует вам прощение…
— Не думаю, что смогу последовать твоему совету. Мне самому хочется во всем разобраться. К тому же как я могу с чистой совестью добиваться для себя привилегий лантийской знати, не будучи готовым принять на себя ее обязательства? Как справедливо заметил Зеббефор, «главные свои долги человек возмещает тем, что много дороже золота, но вот в чем парадокс: сам он при этом становится богачом».
— Этот гнусный писака Зеббефор отравил ум вашей светлости! — Гневная реплика Гроно все же достигла ушей Уэйт-Базефа, и тот расхохотался. — Веселитесь, мудрейший, веселитесь! По мне, этот смех гиены не заслуживает ничего, кроме глубочайшего презрения!
— Уверяю тебя, Гроно, ничего комического в нынешней нашей ситуации я не нахожу. — Уэйт-Базеф вернулся за стол, налил всем свежего чая и взял свои карты. — Палач бьет короля, даму, валета и все прочее. Банк мой.
Игру прервало возвращение леди Каравайз, как всегда сдержанной, но выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
— Подписал? — без особой надежды спросил Уэйт-Базеф.
— Нет. Не смогла уговорить. — Казалось, столкнувшись со столь нетипичной несговорчивостью отца, она никак не может прийти в себя от удивления. — Он отказывается предпринимать какие-либо шаги, не посоветовавшись с Глесс-Валледжем. Не знаю, как скоро смогу его уломать.
— Решительно не понимаю позицию его непревзойденности, — задумался Деврас. — Не может ведь он желать уничтожения Ланти-Юма?
— Нет. Зачем навлекать беду на город, которым он сам не прочь бы править? — задумчиво согласилась Каравайз. — Корыстолюбие обязывает его к лояльности, и потому избранная им линия поведения ставит меня в тупик.
— Ладно, выбросим его непревзойденность из головы, — предложил Уэйт-Базеф. — Нам предстоит обсудить куда более важные дела. Пойдемте со мной, мне надо кое-что вам показать. — Не дожидаясь ответа, он встал и направился в самый конец комнаты, где принялся разгребать сваленные в жутком беспорядке на полу предметы. Через мгновение к нему присоединились остальные. Убрав последние тарелки и тюки постельного белья, они расчистили большую шестиугольную плиту из черного стекла. Под гладкой поверхностью мерцала россыпь тысяч золотых пылинок, которым, по хитрой задумке неведомого умельца, казалось, не было конца и края. Уэйт-Базеф поспешил опередить вопросы:
— Это офелу, древняя крунийская реликвия, иначе именуемая «стеклом просвещения». Всякому, кто ступит на стекло и произнесет заклинания, Крун ниспошлет видения. Надеюсь, мы воочию увидим уничтожение Фенза, которое о многом нам поведает. Вы не против?
В ответ раздалось невнятное выражение согласия.
— Становитесь на плиту. Все, все, и ты, Гроно. Давай же.
Когда все четверо ступили на офелу, Уэйт-Базеф достал баночку с белым кристаллическим веществом и насыпал его маленькими кучками в вершинах шестиугольника.
— Что это? — с подозрением поинтересовался Гроно.
— Действительно, мудрейший, что это такое? — Капитан Неррел, подойдя поближе, с интересом наблюдал за происходящим.
— Всего лишь фимиам, капитан. Он нужен для усиления заклинаний, а так совершенно безвреден, — объяснил Уэйт-Базеф.
— Остановите его, — прошипела Снарп.
— Позвольте, мудрейший, я все же посмотрю. — Капитан протянул руку.
— Конечно. — Базеф отсыпал щепотку порошка ему на ладонь, и Неррел озадаченно принялся изучать загадочное вещество.
— Остановите его, — повторила Снарп.
Уэйт-Базеф, склонив голову на грудь, начал произносить заклинания. Словно в ответ на слетавшие с его губ ритмичные слоги, шесть крошечных кучек порошка занялись пламенем. Ослепительные язычки побежали по периметру офелу, окутав его густым белым дымом.
Деврас, затаив дыхание, следил за тем, как Рэйт Уэйт-Базеф, магические таланты которого не могли отрицать даже его враги, наговаривает загадочные слова. Впрочем, вызвать обещанное видение разгрома Фенза ему никак не удавалось. Клубы пара сгущались, обретая молочную белизну и взвиваясь неудержимыми спиралями. Сквозь беснующуюся пелену красноватая комната со всем, что в ней было, казалось, отплясывала линниану. Мельком Деврас увидел ринувшихся к ним со всех ног гвардейцев, беззвучно орущего что-то капитана с обнаженным с клинком в руке, а потом все — и стеклянный купол, и гвардейцы, и искаженное дикой яростью лицо Снарп — отдалилось, поблекло и, наконец, растаяло в снежно-белом вихре. Деврас почувствовал, как некие силы бесцеремонно подхватили его и швырнули в беспросветно-белое пространство, метеля и мутузя, будто его захлестнул девятый вал. Он невольно зажмурился, испуганный крик потонул в реве магического урагана… И вдруг все закончилось. Его выбросило в абсолютно незнакомое место.
Глава 6
Деврас с опаской открыл глаза. Под ногами у него снова была черная плита, вмонтированная в каменный пол тихой просторной комнаты. Прохладный свежий ветерок, задувавший через распахнутое окно, был напоен ароматом открытых просторов. Рядом стоял Рэйт Уэйт-Базеф. Леди Каравайз обеими руками прижимала к голове украшенную перьями шляпу. Гроно опирался на свою трость. Он-то первым и обрел дар речи. С горящим взором старик набросился на Уэйт-Базефа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123