Коммунальная квартира представлялась Варьке просторной, в коврах, с зеркалами и креслами. Варька стала возле дверей, придала себе гордую, независимую осанку.
Братья вскочили из-за плиты. Им уже надоело ждать. Они жаждали справедливости.
– Папка, Варьку забыл, – сказал Пашка.
Петька ткнул в Варьку пальцем.
– Варька-то, вот она, дожидается.
Отец повернулся к Варьке. В его глазах не было злости. Он не таращил их, как бывало, чтобы напугать. В отцовских глазах Варька заметила тоску и обиду.
– Эх ты, – сказал он. И, скорее по привычке, потянулся к ремню.
– За что? – Варька попятилась к двери. «Дура, чего стояла?»
Отец выдернул ремень с треском.
– И говорить мне с тобой неохота, торговка. – Он топнул ногой, как бы подав сигнал к началу.
Братья замерли в восторженном ожидании. А Варьке что ждать – дверь открыта.
Батька драл Варьку за соответствие. Он говорил: «Если ты на рояле играешь, нечего тебе на базаре делать. И вообще».
Батька никогда не договаривал своих мыслей, считал: если родитель дерёт, – стало быть, учит.
Крыльцо… Сарай… Колодец…
Возле сарая вильнуть – отец непременно споткнется о старые оглобли, заросшие травой. Он об них всегда спотыкается… Варька вильнула, обернулась и спросила:
– За что?
– Знаешь, – пропыхтел отец. – Сговорилась с бабкой меня позорить. А за побег тебе будет прибавка. – Он поднялся, отряхнул штаны. – За ловушку тоже. Я колено ушиб.
Отец замахнулся, и вдруг ремень выскочил у него из кулака, словно зацепился за ветку. Отец пробежал немного по инерции. Обернулся. На заборе сидел мальчишка. Держал в руке ремень и вежливо улыбался.
– Извините. Я не нарочно…
– Ладно, – без злобы сказал отец. – Он взял у мальчишки ремень, затянул его туго поверх брюк. – Не люблю, когда люди на заборах сидят. Слезай с забора.
Варькой овладел испуг более сильный, чем страх перед батькиной поркой. «Откуда он появился? – думала она, глядя на Ваську. – Если ему уж так нужно прийти, пусть бы пришёл потом».
Варька шмыгнула за сарай.
Из плохо обмазанной стены сарая торчали камышины. Слышно было, как возится, похрюкивая, поросёнок.
«Этому только жрать», – с неприязнью подумала Варька. Она села на жестяную траву. Прижалась спиной и затылком к стене. Тень от сарая не прикрывала колен.
Прямо перед Варькой подсолнухи. Целое поле. Будто сто тысяч лиц уставились на неё. Варьке стало не по себе.
– Бесстыжие, – прошептала она.
Подсолнухи словно ждут чего-то. Наверно, ветра. Тогда они заговорят, заволнуются. Станут хлопать шершавыми листьями. У Варьки такое чувство, словно она чего-то ждёт, и даже знает чего, да только ей от этого одно унижение.
Подсолнухи уже не похожи на лица, они похожи на равнодушные чёрные затылки в жёлтых венках. Значит, толпа повернулась к Варьке спиной – презирает.
Зашуршала трава. Варька не повернулась на звук, только подобрала под себя ноги, сжалась вся. «Если он усядется рядом, повернусь и влеплю ему кулаком со всего маху».
Он уселся рядом.
– Варька, твой отец сюда идёт. Может, тебе лучше удрать?
Варька не успела решить, что ей лучше, как из-за сарая вышел отец. Он посмотрел на неё, вздохнул и, поправив галстук, зашагал вдоль поля к двухэтажному зданию сельскохозяйственной школы.
– Он у тебя всегда такой? – спросил Васька.
– Нет. Не всегда. По вторникам… – прошептала она.
– Сегодня четверг, – сказал Васька.
Варька прикусила губу. «Если он меня тронет, повернусь и… скажу, чтоб проваливал».
– Ты не огорчайся, Варька, – заговорил он. – Первые беды самые горькие, но не самые большие…
«Конечно, – думает Варька, – тебя, наверное, никогда не лупили родители. Тебе легко умничать».
Варька не слушала Ваську и только думала: «Зачем он всё говорит? Может быть, замолчать боится?»
Васька взял её за плечо.
– Варька, бабка тебя околпачивает. Она же всё для себя старается.
Варька обернулась. Сказала:
– Какой ты умный.
Она думала, он замолчит. Но он отмахнулся. Тогда Варька сказала ещё:
– Откуда у тебя такое нахальство – приходить и учить?
Он смутился, забормотал:
– Я же с добрыми намерениями…
– А если другому неинтересны твои добрые намерения?
Он сник сразу. Прошептал:
– Да?.. Ты так думаешь?
«Уйдёт, – подумала Варька, – пусть бы уж говорил…»
– Варька, – послышался сухой бабкин шёпот. Бабка вышла со двора. Огляделась.
– Куда пошёл батька?
– В школу.
Бабка подобрала губы. Грудь у неё стала подниматься. Руки легли на пояс.
Варька покосилась на Ваську и покраснела.
– Хиба ж я со зла? – начала бабка негромким голосом. – А может, я по ошибке. Глаза ж у меня теперь старые… А кто мою хату спалил?! – вдруг закричала она. Махнула кулаком в сторону сельскохозяйственной школы. Ударила себя по бедру. – Кабы знала, какой ты есть человек, ни за что бы Раисе не позволила за тебя замуж идти. На порог бы легла.
У бабки кончился воздух. Она деловито отдышалась. Хотела набрать новую порцию, но тут её взгляд упал на мальчишку.
– А это что за огарок?
– Спроси, – прошептала Варька.
Бабка подошла ближе. Вцепилась в Ваську глазами.
– Чи ты дикарь, чи у тебя штанов нету?
– Есть, – сказал Васька. – Трусы…
– Отворотись, – скомандовала бабка. – Мне на тебя смотреть совестно.
Васька засмеялся.
– Какая разница, если я отвернусь? – сказал он. – Лучше уж вы отвернитесь…
– Какие нынче дети растут! – заговорила бабка на одной скучной ноте. – У вас на плечах головы? А может, печные трубы без вьюшек? А если я тебя по твоей голой коже крапивой нашпарю? Ты сюда зачем заявился?.. – Бабка перешла на заливчатый крик: – Репейные шишки! Крапивное семя! Весь город испоганили своим мерзким видом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40