Я верю, что это была она… да, верю, но я надеюсь уехать отсюда с доказательствами. Посмотрим, что мы еще откроем, посмотрим. Противная сторона также имеет веские доводы. Я не могу торопиться с выводами.
Несмотря на разочарование, вызванное рассказом брата Франциска о встрече с пилигримом, Агуэрра сохранил свою доброжелательность. До отъезда в Новый Рим он провел десять дней на месте археологических раскопок и оставил двух своих помощников для наблюдения за дальнейшими поисками. В день отъезда он навестил брата Франциска в скрипториуме.
– Мне сказали, что ты работаешь над документом, который должен увековечить найденные тобой реликвии, – сказал постулатор. – Если верить тому, что я слышал, будет очень приятно посмотреть на него.
Монах возразил, что это, мол, просто пустяк, но тут же принес пергамент. Он с таким нетерпением развертывал овечью шкуру, что руки его дрожали, и с радостью заметил, как брат Джерис наблюдает за ним – нахмурив брови и явно нервничая.
Монсеньор долго и пристально разглядывал пергамент.
– Прекрасно! – вырвалось у него наконец. – Какой великолепный цвет! Превосходно, превосходно… Заканчивай его, сын мой, заканчивай!
Брат Франциск посмотрел на брата Джериса и вопросительно улыбнулся.
Мастер копировальной комнаты быстро отвернулся, его затылок и шея покраснели. На следующий день Франциск распаковал свои перья, краски, достал золотой лист и возобновил работу над расписной схемой.

9

Через несколько месяцев после отъезда монсеньера Агуэрры из Нового Рима в аббатство прибыл еще один караван ослов – с полным штатом клерков и вооруженной охраной для защиты от горцев, сумасшедших мутантов и водящихся здесь, по слухам, драконов. На этот раз экспедицию возглавлял монсеньор с маленькими усиками и острыми зубами, объявивший, что ему вменено в обязанность возражать на канонизации блаженного Лейбовича, и что он прибыл проверить (и установить виновных, намекнул он) некоторые неправдоподобные и истерические слухи, которые просочились из аббатства и, к прискорбию, достигли даже врат Нового Рима. Он ясно дал понять, что не потерпит никакой романтической чепухи, как это делали некоторые прежние визитеры.
Аббат вежливо приветствовал его и предложил железную койку в келье, выходящей окном на южную сторону, извинившись при этом за то, что не может предоставить ему место в гостевых апартаментах, так как там недавно была оспа. Монсеньера обслуживал его собственный штат; питался он кашей с травами вместе с монахами в столовой. Перепелки и кустарниковые петушки, по заявлению брата-охотника, в этот сезон по непонятным причинам встречались крайне редко.
На этот раз аббат не счел нужным предостеречь Франциска от слишком вольных упражнений в воображении. Пусть упражняется, если посмеет. Не следовало опасаться, что advocatus diaboli тут же поверит даже правдивой истории, прежде не обсудив ее и не запустив перстов в ее раны.
– Я знаю, что ты склонен к кратковременным обморокам, – сказал монсеньор Флот, оставшись с Франциском наедине и впившись в него своим, по мнению монаха, недобрым взглядом. – Скажи мне, были ли в твоем роду эпилептики? Сумасшедшие? Мутанты нервического типа?
– Ничего такого, ваше превосходительство.
– Я тебе не «ваше превосходительство»! – рявкнул священник. – Ну, а теперь мы начнем вытягивать из тебя всю правду.
«Достаточно будет небольшого хирургического вмешательства, – слышалось в его голосе, – требуется только маленькая ампутация».
– Допускаешь ли ты, что документам могли искусственно придать вид старинных? – спросил он.
Брат Франциск такого не допускал.
– Ты знаешь, что имя «Эмили» не встречается в бумагах, которые ты нашел?
– О, но ведь… – он вдруг замялся.
– Имя, которое там встречается – «Эм», не правда ли? И это может быть уменьшительное от «Эмили»?
– Я… я думаю, что так оно и есть, мессир.
– Но это также может быть уменьшительным от «Эмма»? А имя «Эмма» встречается в записке на коробке!
Франциск молчал.
– Ну?
– В чем заключается вопрос, мессир?
– Ладно, оставим это! Я лишь показал тебе, что следует из улик: – «Эм» происходит от «Эмма», а «Эмма» не есть уменьшительное от «Эмили». Ну, что ты скажешь на это?
– Раньше у меня не было никакого мнения по этому вопросу, мессир, но…
– Но что?..
– Разве муж и жена не бывают зачастую небрежны, называя друг друга по имени?
– Ты что, насмехаешься надо мной?
– Нет, мессир.
– А теперь говори правду! Как тебе удалось обнаружить это убежище, и что это за бредовая болтовня о каком-то призраке?
Брат Франциск попытался объяснить. «Адвокат дьявола» прерывал его то фырканьем, то язвительными вопросами. Когда он кончил, «адвокат» стал самым тщательным образом ковыряться в его истории зубами и когтями, пока Франциск сам не усомнился, видел он старика воочию или только вообразил его.
Допрос был жестоким, но Франциск находил его не таким страшным, как разговор с аббатом. «Адвокат дьявола» мог только отрывать ему член за членом, а знание, что все это когда-нибудь кончится, помогало оперируемому переносить боль. Стоя же перед аббатом, Франциск всегда сознавал, что излишняя болтливость может быть наказана снова и снова. Аббат был пастырем на всю жизнь и вечным инквизитором его души.
И монсеньер Флот, проверив реакцию брата Франциска на первоначальный натиск, очевидно, нашел историю монаха, к сожалению, слишком незамысловатой, чтобы оправдать полновесный допрос с пристрастием.
– Хорошо, брат, если это и есть вся твоя история, и если ты настаиваешь на ней, то, я думаю, мы вообще не станем заниматься тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111