На этот раз они не только целовались.
Их взаимное счастье было столь велико и сильно, что лишь по окончании весьма позднего завтрака на следующий день было замечено отсутствие миссис Флоуз.
– Я не видел ее со вчерашнего дня, – сказал Додд. – Она пошла погулять по болотам, и настроение у нее было гораздо лучше, чем обычно в последнее время.
Локхарт заглянул в ее комнату и обнаружил, что постель оставалась нетронутой.
– Да, это странно, – согласился Додд, – но я уверен, что она отдыхает где-нибудь в доме.
Джессика, однако, была слишком очарована домом и не особенно скучала без матери. Она переходила из комнаты в комнату, внимательно разглядывала портреты, дорогую старинную мебель и строила планы на будущее.
– Я думаю, что в старой гардеробной деда мы могли бы сделать детскую, – сказала она Локхарту. – По-моему, это неплохая мысль. Тогда ребенок будет все время рядом с нами.
Локхарт соглашался со всеми ее предложениями: голова его была занята не будущими детьми, а другими делами. Вместе с Доддом он закрылся в кабинете.
– Куда ты убрал деньги – туда же в стену, где и старик? – спросил Локхарт.
– Да. Чемоданы там спрятаны надежно. Но ведь ты же говорил, что искать их никто не будет? – ответил Додд.
– Я не уверен. Надо быть готовым ко всему. В любом случае, расставаться с тем, что мне принадлежит, я не собираюсь. Если они не найдут денег, то могут попытаться захватить дом и все, что в нем находится. Думаю, мы должны заранее подготовиться и к такому повороту событий.
– Его будет довольно трудно захватить силой, – сказал Додд, – Если, конечно, ты не имеешь в виду что-то иное.
Локхарт молчал, машинально водя ручкой по листу бумаги, на котором возникал силуэт болотного разбойника.
– Я бы хотел избежать подобной необходимости, – ответил он после долгого молчания. – Поговорю вначале с Балстродом. Он всегда занимался налогами деда. Съезди в Покрингтон, позвони ему, чтобы он приехал.
Балстрод приехал на следующий день. Локхарт встретил его, сидя за письменным столом в кабинете деда, и адвокату показалось, что в молодом человеке, которого он привык считать незаконнорожденным ублюдком, произошла серьезная перемена.
– Хочу, чтобы ты знал, Балстрод, – сказал Локхарт после того, как они обменялись приветствиями, – что я не собираюсь платить налог на наследство с этого имения. Балстрод откашлялся, прочищая горло.
– Полагаю, нам удастся избежать слишком высокой оценки наследуемого имущества, – ответил он. – Это имение всегда приносило одни только убытки. А кроме того, ваш дед не признавал никаких счетов и всегда стремился рассчитываться только наличными. И наконец, я, как его адвокат, имею определенное влияние на Уаймена.
– Что, что? – переспросил Локхарт.
– Откровенно говоря, я вел дело о его разводе, и я сомневаюсь, что ему понравилось бы, если бы некоторые его, скажем так, сексуальные наклонности стали бы широко известны, – уточнил Балстрод, явно не поняв сути вопроса.
– Плевать мне на сексуальные наклонности этого кровососа, – перебил Локхарт. – Его зовут Уаймен?
– Вы почти угадали эти наклонности, только вместо слова «кровь» надо подставить название известного отростка, и...
– Меня интересует его имя, Балстрод, а не наклонности к отросткам.
– Ах, имя, – Балстрод вернулся к реальности от тех фантазий, которым часто предавался в своем воображении и Уаймен. – Его зовут мистер Уильям Уаймен, это инспектор налоговой службы Ее Величества по району Срединных Болот. Можете не опасаться, он не станет чрезмерно вам докучать.
– Он вообще не должен мне докучать. Если он только появится на Флоузовских болотах, опасаться придется ему. Так ему и скажи.
Балстрод пообещал, что передаст эти слова, но пообещал как-то неуверенно. Серьезная перемена произошла не только в самом Локхарте, но и в его манере говорить. Раньше это была речь образованного человека, унаследованная от старого Флоуза; сейчас же произношение, манера речи, жаргон больше напоминали то, как говорил Додд. Но еще более странно прозвучали последовавшие за этим слова Локхарта. Он встал и уставился на адвоката горящим взором. В выражении его лица появилось что-то дикое, а в голосе зазвучал какой-то веселый, однако вселяющий ужас ритм.
– Езжай же в Гексам и скажи налоговым шутам, что если сунутся сюда, то я им в морду дам. Коль встретить смерть они хотят в кругу родных, в постели, пусть не суются во Флоуз-Холл, другой дорогой едут. Им быть охотниками здесь не светит никогда. Роль дичи ждет их. Я не дам им лезть в свои дела. Не дам подглядывать им в щель или стащить все то, что заработать я сумел, – поверь мне, ни за что. Коль надо будет – заплачу, отдам им шерсти клок. Но если ступят на порог, не унести им ног. От страха пот их прошибет, колени задрожат, законы вспомнят и судом мне станут угрожать – но это все пустяк! Я буду твердо здесь стоять, и им меня не взять. Так передай же им, Балстрод, все то, что я сказал. Я не хотел бы убивать, я это не люблю. Но если явятся искать, Бог в помощь, – я убью.
У Балстрода были все основания поверить тому, что он только что услышал. Кто бы ни стоял сейчас перед ним, выплевывая эти ритмические угрозы – а Балстрод в глубине души не сомневался, что Локхарт не его современник, но какая-то генетическая катастрофа, – это существо привело бы в исполнение в самом буквальном смысле слова все свои угрозы. Человек, который смог из своего собственного деда сделать чучело... Балстрод задумался, подыскивая какое-то более подходящее слово, и решил, что лучше сказать «сохранил собственного деда на память», – такой человек был сделан из куда более прочного материала, чем общество, в котором он жил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97