Юбер не ответил, и она, помрачнев, добавила:
– Вы неприятный собеседник.
– Мне очень жаль.
Между ними повисло натянутое молчание. Ему казалось, что она только и ждет случая помириться, но он не хотел этого по-настоящему и спрашивал себя, почему чувствует глухую враждебность к женщине, которая помогала ему.
– Мне очень жаль, – повторил он.
Он произнес это тоном, ясно говорившим: "Это все, что я могу для тебя сделать". Она напряглась и спросила:
– Документы с вами? Я дам вам другие...
Юбер достал из кармана маленькую полотняную сумочку и бросил ее на стол.
– Это ваша квартира?
– Нет. Здесь живет моя подруга. Она сейчас в Москве на всесоюзном съезде спортсменов, а ключ оставила мне...
– Понятно.
Лин прошла в соседнюю комнату, очевидно, служившую кухней, и почти тотчас вернулась.
– Вот. Теперь вас зовут Дмитрий Зиновьев...
Они еще долго обсуждали различные детали операции, пока Лин не сказала:
– Вам пора. Я очень рисковала, вызвав вас сюда. Что вы сделали с запиской, которую я...
– Съел, – ответил Юбер. – Надеюсь, я ее переварю.
Она осталась серьезной и, гордо откинув назад свою голову азиатской королевы, заключила:
– По всей видимости, мы с вами больше никогда не увидимся. Я на это надеюсь. У меня останутся от вас неприятные воспоминания...
– Мне очень жаль, – снова сказал Юбер.
Он был искренен.
Лин проводила его до двери.
Владимир указал водителю автобуса на стул и сказал:
– Садитесь.
Водитель неловко сел, явно смущенный.
– Я вас вызвал...
Зазвонил телефон, и комиссар перебил себя, чтобы ответить:
– Алло...
Звонили из лаборатории Гродекова. Одежда, представленная для анализа химикам, была выстирана с помощью порошка, редко применяемого в СССР. Один из инженеров читал в научном журнале, что такие моющие средства использует интендантство армии США. Кроме того, масло, пятна которого остались на брюках, бесспорно, американского производства. Этого достаточно?
– Достаточно, спасибо.
Владимир бросил трубку на рычаг и стиснул зубы. Его круглое, обычно немного вялое лицо, приняло жесткое выражение. Водитель автобуса сжался на стуле, спрашивая себя, какой камень сейчас упадет ему на голову, и в сотый раз повторял себе, что совершенно ни в чем не виноват.
– Позавчера, – начал Владимир, – направляясь в Адатиум, ты посадил пассажира у пятого камня. Помнишь?
Шофер, задохлик с плохо подстриженными черными волосами, принялся крутить в грязных пальцах кепку. Он нахмурил брови, посмотрел вбок на пол, кривя рот, и медленно ответил:
– Да, помню, товарищ комиссар... Высокий тип, красивый, не очень приветливый на вид.
Лицо Владимира просветлело.
– Как он был одет?
Глаза шофера округлились.
– Как?.. Ну... Как все... Он был похож на рабочего в воскресном костюме... Помню, у него была кепка... коричневая, кажется; и еще котомка на плече.
– Он остановил тебя посреди дороги?
– Да. Как раз рядом с камнем, в самом лесу. Я еще подумал что он идет с лесосеки. Там недалеко их несколько.
– Что он тебе сказал?
– Ну... Попросил билет до Адатиума, заплатил и сел на свободное место.
Владимир открыл ящик, достал оттуда фотографию, присланную из Адатиума его коллегой Григорьевым, и протянул ее шоферу.
– Ты знаешь этого человека?
– Это... Это не тот, о ком мы говорили!
– Я знаю, – нетерпеливо сказал Владимир. – Ты его видел?
– Л а. Я его часто возил. Это милиционер из Адатиума, верно?
– Да. Когда ты его видел в последний раз?
Шофер задумался, потом его тупое лицо вдруг выразило радость.
– О! Как раз в тот день, когда посадил того типа у пятого камня. Подождите! Да, тот тип сел как раз рядом с милиционером, который, правда, был не в форме!
Комиссар почувствовал, как у него по спине пробежала дрожь.
– Значит, он сел рядом с милиционером? Они разговаривали?
– Этого я не знаю, товарищ комиссар. Я ведь за рулем, мне надо следить за дорогой, так?
– Разумеется. В Адатиуме они сошли с автобуса. А ушли они вместе?
Шофер поджал губы и с сомнением покачал головой. Механизм его памяти, казалось, немного заржавел и не сразу заводился. Наконец, он вспомнил.
– Я не видел, как они выходили, товарищ комиссар. Я был на крыше, снимал багаж пассажиров. Потом я хотел подмести в салоне и увидел, как высокий вышел из закусочной и пошел в сторону Александровского шоссе. Сразу после него милиционер тоже вышел из закусочной и пошел в ту же сторону, что и высокий.
– Далеко позади него?
– Метрах в пятидесяти. Где-то так. Было темно...
Владимир взял фотографию, которую ему протягивал собеседник, и убрал ее в ящик.
– Ладно, – сказал он. – Ты мне больше не нужен. Можешь идти. И никому ни слова, а не то...
По лицу шофера пробежала тень страха. Он вышел, пятясь и обещая держать язык за зубами. Владимир снял трубку внутреннего телефона и приказал:
– Через четверть часа мне нужна машина. Без шофера. Я поведу сам... Направление? Запишите: Адатиум и Александровск.
Он вышел в коридор и по пути обратился к одному из секретарей:
– Прекратите допросы Такары. Держите его в одиночке до моего возвращения. Я уезжаю на двадцать четыре часа.

8

Уже второй раз после наступления темноты Юбер проходил по оживленной набережной Максима Горького. Он шел решительным шагом, как человек, имеющий определенное дело и знающий, как его выполнить. Таким образом ни один милиционер, обеспечивавший безопасность порта, не обратил на него внимания.
Он сделал свой выбор. Длинная и тяжелая самоходная баржа, погрузка которой закончилась, имела покрытую брезентом спасательную шлюпку, куда было сравнительно легко забраться с причала.
Набережную освещали фонари, но их было недостаточно, и каждое судно, готовившееся к отплытию, освещалось еще и прожекторами, установленными на верхушках кранов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36