Странное сочетание.
Они поздоровались.
– Летите сегодня? – спросил Глазовский.
– Нет, – хмуро ответил тот. – Я должен оставаться в распоряжении политрука.
Глазовский не мог без дрожи слушать о политруках. Он спросил неуверенным голосом:
– Что еще случилось?
Скирвин понизил голос:
– Сегодня ночью арестовали Николса.
– Что? – переспросил пораженный лейтенант. – За что?
– Он оказался шпионом. Я давно подозревал его.
Глазовский побледнел.
– Ка... как его разоблачили?
– Это я на него донес, – шепнул Скирвин. – Я заметил, что из моего кабинета необъяснимым образом исчезли совершенно секретные документы. Их нашли у него под матрацем. Ему грозит расстрел...
Глазовский, казалось, окаменел. Невидимый громкоговоритель загнусавил:
– Лейтенанта Глазовского вызывают на взлетную полосу. Немедленно.
Офицер испуганно посмотрел на свой хронометр.
– Мне надо идти, – пробормотал он. – У меня испытательный полет на очень большой высоте. Час. Маршрут свободный.
– Счастливчик, – сказал Скирвин, помогая ему закрепить шлем. – Пользуйтесь им получше.
– А что?
Громкоговоритель повторил: "Вызываю..." Скирвин шепнул Глазовскому на ухо:
– В службе безопасности говорят, что Николе рассказывает о вас. Уверен, ничего страшного, но после посадки вас наверняка вызовут к политруку.
Глазовский был зеленым. Скирвин подтолкнул его.
– Идите же, а то вас накажут.

* * *

Михаил Григорьев вошел в кабинет Бущика в половине девятого утра того же дня. Очки в металлической оправе усиливали хитрое и неприятное выражение его жесткого холодного лица.
– Я начальник управления МВД Адатиума, – представился он.
Бущик без особого радушия протянул ему руку.
– Очень рад с вами познакомиться. Садитесь... Оба сели.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил Бущик, заняв место за своим заваленным столом.
Григорьев безуспешно попытался поправить очки, дужка которых погнулась.
– Примерно месяц назад, – сказал он, – один из моих сотрудников, вернувшийся вечером на автобусе из Ногликов, был убит в Адатиуме. Его столкнули с подвесного моста в реку.
Он сделал паузу.
– Поймите меня правильно. Когда я говорю, что его столкнули, я не имею доказательств этого. Единственной уликой, на которую я могу надеяться, является признание виновного.
Бущик, не особо заинтересовавшийся рассказом, спросил:
– Вы знаете этого виновного?
Григорьев кивнул головой.
– Кажется, я нашел его след. Поэтому я и приехал в Лакарстово.
Бущик немного оживился:
– Он здесь?
– Если его нет сейчас, то он здесь побывал. Гибель моего сотрудника имела связь, возможно, случайную, со значительно более важным делом, расследуемым Ногликовским управлением. Комиссар, взявший это дело в свои руки, недавно покончил с собой в Александровске, кажется, после того, как подписал признание в измене. К сожалению, я не смог получить досье, которое забрала себе госбезопасность, и был вынужден начать расследование с нуля. Так я допросил водителя автобуса, в котором ехал мой сотрудник в день смерти. Этого шофера комиссар из Ногликов уже допрашивал по поводу подозрительного субъекта, находившегося в тот самый день среди пассажиров. По словам шофера, этот подозрительный сидел в автобусе рядом с моим сотрудником...
– Это становится интересным, – согласился Бущик.
Григорьев достал из кармана сигарету и закурил ее.
– Мне пришла в голову одна идея. Судя по немногочисленным данным, которыми я располагал, подозреваемый был иностранцем. У нас в стране иностранцу трудно прожить долго, чтобы его хотя бы не окликнули. Поэтому я привел шофера в центральную службу учета иностранцев в Александровске, где мы вместе просмотрели картотеку. Там мы наткнулись на карточку с фотографией незаконно проникшего в страну офицера американской военной авиации по имени Стив Николе.
Бущик вздрогнул.
– Шофер автобуса на три четверти уверен, что это тот самый подозрительный пассажир, о котором я вам рассказывал. Если я добавлю, что шофер видел, как мой сотрудник начал ночью слежку за тем типом за час до... гибели, вы поймете, почему я здесь.
Бущик с восхищенным видом с силой поскреб затылок.
– Великолепно, – сказал он. – Сегодня ночью я как раз арестовал Стива Николса по обвинению в шпионаже. Двое моих сотрудников как раз допрашивают его в этот момент.
– Я привез шофера, – невозмутимо объявил Григорьев. – Он ждет в коридоре. Надо ему показать этого типа.
– Совершенно согласен! При обвинении только в шпионаже он может отделаться двадцатью годами каторжных работ, а если на него удастся навесить убийство, он не спасется от смертной казни.
Бущик направился к двери, потирая руки, явно довольный. Он послал своего человека за шофером, казавшимся полностью ошарашенным этим приключением, и все втроем они прошли в комнату для допросов.
Юбер, абсолютно голый, стоял посреди помещения; на его теле были следы от полученных ударов. Двое чекистов, проводивших допрос, отошли, увидев Бущика и сопровождавших. Шофер добросовестно посмотрел на человека, которого ему указал рукой Бущик. Лицо арестованного не пострадало.
– Я почти уверен, что это он, – произнес он наконец. – Но когда я его видел, он был одет и в кепке.
Бущик приказал:
– Сходите за его вещами.
Один из подручных Бущика вышел и вернулся через минуту.
– Одевайся, – приказал Бущик.
Сначала Юбер хотел отказаться. Но что бы это дало? Новые побои? К тому же, в его положении это уже не могло ему повредить.
Кепку он надел в самом конце. Тут шофер перестал сомневаться.
– Это он! Совершенно точно! Теперь я уверен.
– Эй!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36