Однажды моя мать спросила: «Товарищ Чанг, как обращались к китайцам раньше? Был ли какой-то эквивалент слов „мадам“ или „месье“»?— К китайцам обращаются «товарищ», — неумолимо ответила переводчица.— Да, конечно, — наивно настаивала мать. — А раньше, вы понимаете… раньше?— Не было никакого «раньше», — безапелляционно отрезала товарищ Чанг.Мы все поняли.У Китая не было прошлого.Нечего было говорить об «очень холодной воде».На улицах китайцы шарахались от нас, как от зачумлённых. Что касается обслуживающего персонала, который китайские власти выделили иностранцам, то эти люди очень мало общались с нами. Так что, по крайней мере, их нельзя было заподозрить в шпионаже.Наш повар, у которого было неожиданное имя Чанг, очень тепло к нам относился, наверное, потому что имел доступ к миру продуктов, которые в голодном Китае считались наипервейшей ценностью. Чанг был одержим идеей закармливать трёх детей с запада, которых ему поручили. Он присутствовал при каждом приёме пищи, когда мы ели без родителей, а это было почти всегда, и строго наблюдал за тем, как мы ели, как будто от наших тарелок зависела судьба человечества. Он говорил всегда только два слова «много кушать», священная формула, которую он произносил редко и сдержанно, как магическое заклинание. В зависимости от нашего аппетита на его лице отражались или удовлетворение от чувства выполненного долга, или болезненная тревога. Повар Чанг любил нас. И если он заставлял нас есть, то только потому, что это был единственный дозволенный ему способ выразить эту любовь: китайцам было разрешено общаться с иностранцами только на языке питания.Ещё были рынки, куда я ездила верхом покупать карамельки, косоглазых красных рыбок, китайские чернила и прочие чудеса, но там общение ограничивалось товарно-денежным обменом.Вот и все.После всего вышесказанного остаётся сделать вывод: эта история произошла в Китае настолько, насколько это было позволено, то есть очень мало.Это история гетто. А, значит, рассказ о двойном изгнании: изгнание из моей родной страны (для меня это была Япония, потому что я считала себя японкой), и изгнание из Китая, который нас окружал, но от которого мы были отрезаны как весьма нежелательные гости.Так или не так, но, в конечном счёте, Китай занимает на этих страницах такое же место, как чума в «Декамероне» Боккаччо: если о ней почти не говорится то лишь потому, что она СВИРЕПСТВУЕТ повсюду.
Елена всегда была недоступна. А с тех пор, как появился Фабрис, и того больше.Я уже не знала, что придумать, чтобы обратить на себя её взор. Я хотела рассказать ей про вентиляторы, но подумала, что она поведёт себя так же, как в случае с конём, пожмёт плечами и равнодушно отвернётся.Я благословляла судьбу за то, что Фабрис жил в Вай Чжао Та Лю. И я благословляла мать моей любимой, которая запрещала своим детям покидать Сан Ли Тюн.На самом деле попасть из одного гетто в другое было просто. На велосипеде у меня это занимало четверть часа. Я часто ездила туда, потому что в Вай Чжао Та Лю был магазин, торгующий отвратительной китайской карамелью, стопроцентной инфекцией, но которая казалась мне самым лучшим лакомством в мире.Я заметила, что за три месяца ухаживания, Фабрис ни разу не наведался в Сан Ли Тюн.Это навело меня на мысль, которая, как я надеялась, была жестока. По дороге из школы я спросила у маленькой итальянки безразличным тоном:— Фабрис влюблён в тебя?— Да, — ответила она равнодушно, как будто речь шла о чём-то естественном.— А ты его любишь?— Я его невеста.— Невеста! Но тогда вы должны с ним часто видеться.— Мы видимся каждый день в школе.— Нет, не каждый день. Кроме субботы и воскресенья.Надменное молчание.— И вечером вы тоже не видитесь. А ведь жених и невеста чаще всего встречаются по вечерам. Чтобы ходить в кино.— В Сан Ли Тюн нет кинотеатра.— Кинотеатр есть во Французском Альянсе, рядом с Вай Чжао Та Лю.— Но мама не разрешает мне выходить отсюда.— А почему Фабрис не приходит к тебе в Сан Ли Тюн?Молчание.— На велосипеде туда можно доехать за четверть часа. Я каждый день туда езжу.— Мама говорит, что выходить опасно.— Ну и что? Фабрис боится? Я каждый день выхожу.— Его родители ему не позволяют.— И он слушается?Молчание.— Я велю ему прийти ко мне завтра в Сан Ли Тюн. Вот увидишь, он придёт. Он делает всё, что я ему говорю.— А вот и нет! Если он любит тебя, он должен сам до этого додуматься. По-другому не считается.— Он любит меня.— Почему же он не приходит?Молчание.— Может быть у Фабриса есть другая невеста в Вай Чжао Та Лю, — предположила я.Елена презрительно рассмеялась.— Другие девочки не так красивы, как я.— Откуда ты знаешь? Они не все ходят во французскую школу. Англичанки, например.— Англичанки! — засмеялась маленькая итальянка так, словно уже одно это слово рассеивало всякие подозрения.— Ну и что, что англичанки? Есть же леди Годива Леди Годива — персонаж средневековой английской легенды. Жена богатого вельможи, по приказу своего мужа проехала обнажённой верхом по улицам города. Только такой ценой её муж согласился снизить непосильное для населения бремя налогов.

.Елена недоуменно взглянула на меня. И я объяснила, что у англичанок есть привычка прогуливаться голыми верхом на коне, завернувшись в плащ из собственных волос.— Но в гетто нет лошадей, — холодно возразила Елена.— Ну, если ты думаешь, что англичанок это очень волнует…Моя возлюбленная удалилась быстрым шагом. Я впервые видела, чтобы она так быстро шла.На лице её не отразилось никакого страдания, но я уверена, что задела по меньшей мере её гордыню, а может и сердце, существование которого до сих пор ничем себя не проявляло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29