Кроме работы над пьесой, Голсуорси вновь обратился к роману «Усадьба». Он писал его всю весну и лето, хотя супруги Голсуорси если и не путешествовали, то вели весьма насыщенную светскую жизнь в Лондоне. «Всю неделю мы были очень заняты, – скромно сообщает Ада в январе Моттрэму. – Восемь или девять дней подряд ложились спать около часа ночи. Несколько дней назад посмотрели «Майора Барбару» Шоу. Очень интересно, хотя мало похоже на пьесу (это не так хорошо, как «Человек и сверхчеловек»)». Большую часть весны они провели в Девоншире – в Илкли и Манатоне, затем вернулись в Лондон, чтобы повидаться с друзьями. «В пятницу поехали в коттедж Льюкаса близ Эденбриджа, остались там на ночь, пешком отправились к Гарнетам, вернулись домой в субботу в 11 часов вечера, а в воскресенье утром завтракали с нашим милым Хадсоном. Тогда я и почувствовала, что мы опять попали в лондонский водоворот». Это было в середине июня. В июле они опять начали собираться за границу в Тироль, который они так любили. «С нами едет мать Джека, которая принадлежит к тому типу путешественников, что возят с собой все – от лейкопластыря до мышеловок. Я совершенно другая». Возможно, тогда Ада действительно была «другой», но со временем она превзошла свою свекровь по количеству предметов в ее «войсковом обозе». Глава 17ЛИТЕРАТУРА ИЛИ АДА? Первый биограф Голсуорси Г. В. Мэррот назвал 1906 год Annus Mirabilis Год чудес (лат.).

в его жизни. Это был год, когда на смену успеху «Собственника» пришел еще более шумный успех «Серебряной коробки». Это была вершина славы Голсуорси, подняться на которую еще раз ему уже не было дано.Голсуорси доказал себе и своему литературному окружению, что у него есть талант, с помощью которого он может исследовать любые сферы человеческой жизни. Более того, ему удалось привлечь к себе внимание читающей и думающей публики. В то время его считали «человеком будущего» даже в большей степени, чем тех писателей одного с ним поколения, с которыми Голсуорси ставили в один ряд и которые считали себя определенной литературной группой, – Конрада, Форда Медокса Форда, Арнольда Беннетта, Г. Уэллса. «За последний год ситуация несколько изменилась, – писал он в августе Гарнету, – и я чувствую, что мы все должны постепенно расти (!), держаться вместе и что-то делать, потому что, насколько я вижу, мы являемся центром движения и никакой другой движущей силы, кроме нас, нет. И не позволяйте Вашему проклятому литературному пессимизму, заимствованному у Анвина и прочих, становиться на нашем пути».Но первое, что должен был сделать сам Голсуорси, противоречило его человеческой природе: он должен был как писатель стать совершенно независимым, даже от любимой Ады.Он прекрасно знал, что должно быть конечной целью писателя; знал, сколь личным, сколь болезненным является творческий процесс, состоящий в том, чтобы из собственного жизненного опыта отобрать то, что заинтересует и будет понятно другому человеку.«Если кто-нибудь задастся вопросом, почему люди берутся за перо, он узнает, что происходит это потому, что человек что-то пережил, что-то передумал и что-то прочувствовал, и потому, что в нем живет вдохновляющее его и одновременно трогательное желание поделиться с другими этими ощущениями, мыслями и чувствами. Отсюда вывод: чтобы быть правдивым и отражать реальность, нужно писать лишь о том, что пережил каждый из нас... И ценность созданного нами будет заключаться в верности самим себе, своим убеждениям и чувствам, потому что лишь то дойдет до сердца читателя и будет убедительным, что говорит человек (брат), похожий на нас самих».Несколько позднее, в 1910 году, в эссе о творчестве Джозефа Конрада он глубоко исследует истоки искусства, обращаясь даже к религии.Это эссе само по себе является великолепным образцом изящной словесности, кроме того, оно разъясняет, сколь глубоко понимал Голсуорси цели и задачи писателя:«В его (Конрада. – К. Д.) искусстве присутствует... некий космический дух, мощь, способная увести читателя в подземные тайники. Он может заставить читателей почувствовать неизбежное единство всех природных явлений; утешить его сознанием того, что человек сам является частью чудесного, неведомого мира. Этой властью был наделен Шекспир, и Тургенев, и Чарльз Диккенс; не обделен ею и Джозеф Конрад.Ироническая суть вещей – это тот кошмар, который отягощает человеческую жизнь, потому что в человеке так мало этого космического духа. У него мало этого духа, но и той малости, которая есть, человек не доверяет, потому что ему кажется, что это разрушает замки, которые он строит, сады, которые он разводит, монеты, которые проходят через его руки. Его путь сопровождает страх перед смертью и вселенной, в которой он живет, для него также невыносима мысль, что он принадлежит к какой-то системе, которой его собственная жизнь безразлична.Если бы в глубинах наших сердец, под всеми защитными слоями мы не испытывали неуверенности в себе, мы бы задохнулись в свивальниках благополучия; мы не можем дышать тем застойным воздухом, которым мы пытаемся наполнить свой дом. Сущность данного писателя состоит в том, что он приносит с собой ветер, который гуляет по всему миру, а вместе с ним и различные тайны.Ничего не понимать – это значит все любить. В тот момент, когда мы начинаем понимать, мы перестаем быть любознательными, а быть любознательными – это и значит любить. Человек, в котором есть космический дух, знает, что он никогда ничего не поймет, и вся его жизнь проходит в любви.Космический дух есть не во многих, но в тех, в ком он есть, есть что-то от морали самой Природы, не ограниченной нормами этики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116