Когда мы с его помощью разобрались во всем, оказалось, что из группы, числившейся в документах, по-настоящему враждебно были настроены к Советской власти только четыре человека. Трое из них, до недавних пор работавшие в лесничестве, опасаясь разоблачения, успели скрыться, а четвёртый и сейчас жил дома в соседнем селе. Все четверо — кулаки, в первые послереволюционные годы с оружием в руках боровшиеся против Советской власти. Вооружённую борьбу прекратили после объявленной амнистии, но и тогда не перестали вести антисоветскую агитацию. А при удобном случав занимались саботажем и мелкими вредительскими актами.
Рассказывая обо всем этом, Дыхнилкин подкреплял каждую свою мысль конкретными фактами о враждебной деятельности кулацкой четвёрки, называл свидетелей, которые могли подтвердить его слова.
Благодаря помощи объездчика все четверо кулаков были задержаны, предстали перед судом и осуждены на разные сроки тюремного заключения за совершённые ими преступления.
Время шло, и подспудное сопротивление кулаков политике Советской власти в деревне становилось все более явным и озлобленным. Какие только личины не напяливали на себя мироеды, чтобы любыми способами отстоять и сохранить добро, нажитое на беспощадной эксплуатации бедняков и батраков! На какие ухищрения ни пускались, чтобы скрыть мерзопакостные свои дела! Пробирались в сельсоветы, в комитеты бедноты, в товарищества по совместной обработке земли, чтобы потом изнутри разваливать их. Выдавали себя за так называемых «культурных хозяев», чуть ли не новаторов сельскохозяйственного производства, и на этом основании требовали у вышестоящих организаций льгот и защиты. Прикидывались добряками-бессребрениками, на равных со своими батраками правах владеющими земельными угодьями и скотом. По «доброй воле» делили эти угодья среди безземельных односельчан, а на деле превращали их в своих должников.
В это время кое-где опять начали сколачиваться бандитские шайки. Кулацкие пули все чаще скашивали бедняков и середняков, вступивших в колхозы, партийных, советских и комсомольских работников, селькоров, деревенских активистов.
В деревнях и на хуторах от рук злоумышленников вспыхивали бедняцкие избы. В укромных тайниках и ямах гноилось припрятанное от Советской власти кулацкое зерно…
Все это было ответом кулаков на решение ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», принятое 5 января 1930 года, в котором воплотилась воля партии и народа, нашла своё завершение политика Советской власти в отношении кулака: ликвидация кулачества как класса на основе сплошной коллективизации.
Партия и народ не могли больше ни дня мириться с антисоветским, разнузданным произволом обречённого историей эксплуататорского класса. Антинародные выступления кулачества принимали угрожающий характер. И к началу весны 1930 года органы ОГПУ получили распоряжение готовиться к участию в выселении наиболее злостных кулацких элементов, вместе с членами их семей, в отдалённые районы страны.
Это задание мы должны были выполнять с помощью местных коммунистов, комсомольцев и активистов, вместе с районными комитетами партии. Наши товарищи из Тамбова срочно покидали город. Мне поручили возглавить оперативные группы в Ржаксинском, Уваровском и Мучкапском районах округа.
Ранняя весна развезла, растопила сельские дороги. Сани дослуживали последние дни, а неугомонные дожди все подбавляли и подбавляли воды на полях и в руслах ещё покрытых льдом рек. До Ржаксинского района я доехал поездом. А едва добрался до места, едва успел провести организационное совещание с активом, как из Тамбова позвонил Иван Михайлович Биксон и велел немедленно возвращаться в город.
Пришлось ехать. Оказалось, что наш сотрудник Андрей Максаков сообщил из Покрово-Марфинского района, что из-за начавшейся весенней распутицы он не рискует начинать выселение: как бы не произошли несчастные случаи.
— А у тебя как? — спросил И.М.Биксон.
— Да такая же картина.
Иван Михайлович недовольно нахмурился:
— Неужели придётся ожидать, пока пройдёт половодье?
Но я возразил:
— Мы-то можем, но согласятся ли кулаки ждать? У наших соседей, в Поволжье, выселение уже началось. Узнает здешнее кулачьё и начнёт разлетаться кто куда. Ищи их потом.
— Пожалуй, резонно. Что же ты предлагаешь?
— Завтра с утра начну. Оперативные группы подготовлены, а сроки выселения можно сократить. Управимся до половодья.
И все же Иван Михайлович не захотел рисковать. Мы отправились к секретарю окружкома партии и только там окончательно решили этот вопрос.
Немало довелось мне насмотреться на кулацкие подлости и зверства. Антоновщина… Бандитизм… Кровавый разгул кулацкого контрреволюционного зверья…
Поджоги, убийства из-за угла каждого, кто смеет мечтать о лучшем, бороться за светлую долю всех…
И в каждом из таких случаев — остервенелая кулацкая злоба и месть…
Живой свидетель тех далёких лет Алексей Петрович Колёсников, мой земляк и сослуживец по работе в органах ЧК, а тогда ещё комсомолец, вспоминает, как с наступлением темноты он и его односельчане из села Верятино Сосновского района Тамбовской области с тревогой ждали набата, возвещавшего об очередном пожаре. Горели, как правило, избы сельского актива и коммунистов.
Обычно люди ложились спать в одежде, а имущество связывали в узлы, чтобы в случае поджога успеть вынести из избы самое необходимое.
Часто не спасала и эта мера предосторожности. Организованная в этом селе кулаком Петром Жеряковым банда грабителей, пользуясь суматохой, растаскивала последний скарб погорельца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99