Но торговля, объявленная нелегальной или хотя бы слегка сомнительной, немедленно порождает темных дельцов, которые за огромные барыши доставят то, что надо, туда, куда надо, — как оружие, так и наркотики. Разница в том, что, пока, скажем, Иран или Индонезия будут раем для торговцев наркотиками, они будут рады торговцу оружием в своих диванах и святая святых самых влиятельных людей страны.
Все это доставляло Добсону большое удовольствие и было способно сделать его на самом деле очень богатым человеком. Но в этом бизнесе была и другая, темная сторона — по крайней мере он это сознавал.
Его мать была, похоже, не только следующим лидером тори, но и спасителем партии, которой нечего было терять, потеряв после девятнадцатилетнего пребывания у власти почти все. И тогда возникла миссис Добсон — толстая леди с йоркширским акцентом, которая была способна скорее умереть, чем проиграть, хотя на самом деле однажды она проиграла, после почти года в Кембриджском университете, и должна была давать уроки красноречия, чтобы вернуться на утраченную позицию. В конце восьмидесятых она была младшим министром в теневом кабинете. К середине девяностых стала канцлером Казначейства после того, как толстенький предшественник собрался стать премьер-министром. И он оказался столь же слаб, как и прежний, так что она была следующей кандидатурой, Повторялся 1975 год. На горизонте вырисовывалась вторая Тэтчер. Официальный опрос бросил только клеветническую тень на ее поведение в ДТИ десятью годами ранее, но этого хватило для премьер-министра, опасавшегося почувствовать ее нож в своей спине, чтобы сместить миссис Добсон.
Она говорила, что это был заговор аристократии, старой гвардии, Великих и Сильных, устроенный с целью не допустить снова славы или поражений (в зависимости от точки зрения собеседника) Века Тэтчер, и, конечно, ее сын был согласен с ней.
Это означало, что Мэт Добсон завидовал — черной, тяжелой завистью — любому, кто принадлежал к этой на вид незапятнанной шайке дерьма высшего класса, предки которых порабощали страну, к этим хозяевам Британии, чьи огромные богатства происходили от сахарных плантаций Вест-Индии восемнадцатого века, на которых работали рабы. И полковник Дикки Финчли-Кэмден был, конечно, из этих герцогов Того-то и эрлов Сего-то. Облапошивая его на несколько сотен тысяч, Добсон мог получить полное удовлетворение за то, что его предки сто лет назад были рыботорговцами в Йоркшире. И, конечно же, его в этом поддержит любимая матушка. Будучи изгнанной, она по-прежнему собирала все сплетни, поддерживала связи и многим могла позвонить, и многие могли помочь ему. Когда вечером он просматривал список заказов Финчли-Кэмдена и подводил итоги, ему пришло в голову, как организовать аренду оружия и доставку в запечатанных контейнерах к восточному побережью Атлантики в таможенные склады трех «свободных» портов — Гибралтара, Танжера и Лас-Пальмаса. Теперь нужно было переправить их в Пуэрто-Лимон на карибском побережье Коста-Рики — порт, указанный Финчли-Кэмденом. Но, кроме того, ему нужен был кто-то, кто был бы готов приложить небольшое усилие, чтобы выяснить, куда они отправятся потом. Он знал такого человека — Генри Уоллес, наполовину отошедший от дел брокер по кораблям. Он уже этим не занимался, но за вознаграждение мог бы найти для этого агента в Пуэрто-Лимоне.
— Должно быть, четверг, старина. Среда и четверг — это единственные дни, и я принимаю заказы в среду, — сказал Уоллес.
Добсон помнил, что вообще-то Уоллесу не нужна работа — на вершине той навозной кучи Сити, которая имела дело с кораблями, ему на самом деле было необходимо потерять пару гигантских танкеров за год, чтобы покатиться вниз. Но он продолжал посещать по средам четырехэтажный дом в Спиталфилдс, где очень юные девочки и мальчики разыгрывали сцены из «Камасутры» и приглашали посетителей уединиться, если у тех хватало денег.
Так что в четверг под моросящим дождем Добсон проехал в такси по Ломбард-стрит и прошел через аллеи и дворы до Симпсона. Не самое его любимое место ланча, оно казалось еще более ужасным, чем обычно — запах старого пива и вина, жарящегося мяса, толпа, красные лица, грубость.
Добсон чувствовал, что хочет столкнуть их головами, показать этим идиотам, что настоящий мир — не здесь. Когда в дальнем конце бара появился Уоллес, он испытал облегчение.
Некогда высокий, но теперь согнувшийся, словно под тяжким грузом, с глазами, полуприкрытыми веками и носом, похожим на клубнику, Уоллес помахал ему рукой. Добсон коротко пожал тяжелую белую руку, постаравшись как можно скорее избавиться от этого. Они прошли через весь бар в обеденный зал к темно-коричневому узкому столику со скамейками.
— Закажем то, что они делают лучше всего, да? Порцию мяса. Тушеные луковицы. Жаркое из капусты и картофеля. Красное вино.
Официантка, ирландка-кокни, была проворной и веселой и обращалась с Уоллесом как со старым, но почтенным коккер-спаниелем.
— Здесь дешево, видишь ли. И вкусно. И здесь все старое, это хорошо. Я люблю старые вещи. Видишь эти вешалки? — он указал на старинные деревянные полочки над головой. — Это для шляп.
Они повесили пальто на крючки и уселись за уже накрытый стол. И приступили к делу.
— Есть кое-что для вас, — сказал Уоллес. — GC вдоль побережья Гибралтара, от Танжера эти два контейнера — кубические, не так ли? — уходят в Лас-Пальмас. Затем все три на новом скоростном рифере доставляются в Пуэрто-Лимон. Будут там к 23 октября. Лучше и быть не может.
Добсон вспомнил, что GC — это грузовое судно, возможно, что это всего лишь каботажное судно, плавающее между Канарами, Северной Африкой и Испанией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70