Смутно депутат осознавал, что тут недалеко до промышленного шпионажа. И даже, страшно подумать... до измены. Но он решительно спрятал это опасение в дальний и самый темный уголок своей души...
— Владимир Петрович, — заглянула к нему секретарша, — тут по факсу прислали дополнения к закону...
— Потом, Оля, потом.
— Но ведь это к завтрашнему заседанию...
— Вот завтра и разберемся. Я плохо себя чувствую и собираюсь уходить...
Оля пожала плечами и закрыла за собой дверь.
Иванова Владимир Петрович знал плохо. А теперь выясняется, не знал совсем.
Круглов взял Иванова без оклада, в качестве добровольного помощника. Поначалу тот был услужлив и деловит. И только когда началась эта история с Мустафой, когда Иванов где-то откопал нужного человека по фамилии Филин и Мустафа полностью одобрил его выбор, Круглов начал замечать что-то неладное. С одной стороны, Филин сразу и наотрез от всего отказался, и, по мнению Владимира Петровича, надо было завязывать со всей этой историей от греха подальше. Но Иванов убедил его, что все нормально и надо запрягать Мурыгина, земляка и единственного банкира, с которым Круглое был хорошо знаком и, стало быть, мог уверенно рассчитывать на его помощь. Деньги ведь надо было как-то оформлять, причем официально.
Круглов принялся «запрягать», но на душе у него становилось все неспокойнее.
И вот вчера он узнает от своего официального помощника Романа Шафрана, который просто не переносил Иванова и изо всех сил пытался его скомпрометировать, а значит, постоянно вынюхивал, подслушивал и перепроверял своего коллегу, что в разговорах Иванова и Мустафы речь идет не о миллионе долларов, а как минимум о пятидесяти миллионах!
Владимир Петрович решил тут же откровенно поговорить с Ивановым. А тот вдруг взял да и подтвердил все. И при этом впервые в их отношениях позволил себе повысить голос на Круглова. Он сказал, что это единственный их шанс, что надо хвататься за него обеими руками, что здесь хватит всем и на все.
Когда Круглов пришел в себя от шока, то понял, что слишком боится такой суммы. Но еще больше боится самого Иванова. Очень страшно было то, что такие огромные деньги просто так не платят, тем более террористы. А это означало, что Иванов получит деньги за какие-то государственные секреты и за какие-то преступления, но отвечать за все это будет не эфемерный Петр Иванов, а совершенно конкретный Владимир Петрович Круглов. И отвечать на полную катушку. Но еще страшнее было, что Иванов прямо после разговора с ним куда-то пропал. То есть само собой возникало ощущение, что Иванов никогда больше не вернется и нигде больше не объявится. И деньги тоже.
Вот это было уже последней каплей.
— Оля, — сказал он по селекторной связи, — Иванов так и не появлялся?
— Нет.
— Тогда соедини меня с ФСБ...
Глава сорок девятая
...11 июня. Землетрясение силой до пяти балов по шкале Рихтера зафиксировано в Японии на севере острова Хоккайдо Жертв нет, разрушения оцениваются экспертами в пятьдесят миллионов долларов Японское правительство оказывает помощь семьям, лишившимся крова и личного имущества (Рейтер).
* * *
Пожар догорал медленно. Солдаты, отправленные Пастуховым обыскать «Могилу», вернулись ни с чем. Огромный дом был пуст. Правда, Сергей и не ожидал уже кого-нибудь здесь найти.
Все-таки он попал в ловушку. Кто же так хитро ее расставил?
Сергей расспрашивал Кожевникова, но тот только мотал головой. Что это значило — не знаю или не скажу, Сергей так и не понял, впрочем, это было все равно.
Кожевников — а это была фамилия Старшего — и так, насколько помнил Сергей по Чечне, был молчуном, а сейчас и вовсе онемел. Сидел на земле, уставившись тяжелым взглядом себе под ноги, и только желваки ходили на скулах.
Когда обходили дом, нашли еще одного живого бойца. У него была оторвана кисть, он терял кровь и был без сознания. Кисть завернули в бумажку и вместе с раненым отправили в город на носороговской машине, а сами остались довести тут все до конца.
«Могила» действительно была неприступной крепостью. Солдаты с трудом проникли вовнутрь. Гранитные ступени, холодные стены, огромные мрачные пространства и гулкая пустота.
Кожевников только спросил Сергея:
— На кого пашешь?
— А ты?
— ФСБ.
— А я УПСМ, — сказал Пастухов и вдруг мрачно улыбнулся.
— Ты чего?
— Да Апшерон вспомнил.
— Кончишь меня?
— Нет, я не потому — тогда еще подумал, что вот такие игры со смертью потом обязательно аукнутся.
— Я не суеверный.
— Может, с нами поживешь?
— Подумаю, — ответил Кожевников.
То, что один из его бойцов — Младший — был жив, казалось, не произвело на Кожевникова никакого впечатления. Он только мельком взглянул на своего коллегу и отвернулся. Что за мысли донимали его, понять было можно. Если уж кого и затащили в капкан, то, конечно, их. Но в самом деле Кожевников сейчас не думал о том, кто их предал. Он просто растерялся. Враг оказался другом. Такой разительной перемены цели он не ожидал. Впрочем, он уже почти сообразил, что будет делать дальше. Потому что понял, что он делал до сих пор.
Кожевников старался никогда не мыслить глобально. Вот есть его узкое дело, а на кой черт оно делается, не его забота. Его куда-то отправляли, что-то он делал, а что будет потом, ему наплевать. Но, видно, настал момент, когда пора бы и задуматься.
Можно, конечно, было спросить у Пастухова, в какое дерьмо они попали, из-за чего это побоище, что за аппарат они ищут, но Кожевников считал, что Сергей такой же послушный исполнитель, как и он, что и ему мало что понятно и известно. Стало быть, теперь он все постигнет сам. В лагере его учили выживать и в одиночку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98