Закатывала скандалы, билась в истериках, налетала на своего бывшего любовника, как гарпия, в людных местах. Словом, довела мужика до того, что он расстарался, чтобы она попала в психушку. Из психушки она вышла тихая, но совершенно невменяемая. То есть если раньше между истериками и скандалами какие-то просветы наблюдались, то теперь, по словам тех, кто с ней общался в последнее время, она совершенно не в себе — что-то бормочет, взгляд остановившийся, и так далее. Но Хромов остался главным предметом ее помешательства. То есть она вообще ни о чем и ни о ком больше говорить не может. Просто одержима им. Постоянно вспоминает подробности их романа, всякие мелочи, все, что он говорил…— И ты думаешь, он не мог впустить в мастерскую Рябинина, но впустил ее? — усомнилась я, — Чем же она лучше?— Не путай Гоголя с Гегелем! А как тебе такое: он часто навещал ее в больнице и после того, как она вышла, регулярно помогал ей деньгами. Устроил ее на работу — убираться у какого-то своего приятеля.— Надо же! — я покачала головой. — А я-то думала, портрет Хромова можно писать одной черной краской.— Мне все равно, какой краской, но впустить Ирину к себе он мог. Инсценировка тоже понятна — это та картина, которая была написана в пору расцвета их любви…
— А мотив? — поинтересовалась я, делая большой глоток чая. — Ей не было резона его убивать.Надя подняла глаза от своей бумажки:— С точки зрения здравого смысла — да. Но не забудь: мы имеем дело с сумасшедшей.— И что ты предлагаешь?— Завтра утром поедем к ней, — сказала Надя, складывая бумаги в стопку и убирая их обратно в папку. — Побеседуем.— Ты думаешь, беседа с сумасшедшей нам что-нибудь даст? — с недоверием в голосе произнесла я.— Очень рассчитываю на это. Даже из бреда сумасшедшего можно извлечь полезную информацию. Главное — найти способ.А я подумала: в том-то и беда, что отыскать этот самый способ получается далеко не всегда. Но вслух говорить ничего не стала. В конце концов, действительно, почему бы не попробовать? Вдруг и впрямь удастся узнать что-то важное? В любом случае, лучше заниматься заведомо бесполезным делом, чем сидеть дома и ждать, пока народный избранник подложит мне какую-нибудь свинью. Глава 26ИСКУССТВО ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ На рассвете понедельника дверь самого обычного подъезда в самом обычном доме, в самом что ни на есть обычном районе Беляево широко распахнулась и двое «юношей прекрасных» выскочили на улицу с устрашающим видом и огляделись по сторонам. Их с легкостью можно было бы принять за откормленных крупных горилл, если бы не слишком белый цвет кожи и полное отсутствие выражения на лицах, что гориллам, животным умным и высокоразвитым, совершенно не свойственно.Тем временем к подъезду подъехал черный «Мерседес» в сопровождении черного же джипа. Из джипа выскочила еще парочка юношей, которые, свирепо вытаращившись, встали по обе стороны от «Мерседеса».Все эти ритуальные пляски, сами по себе явление из ряда вон выходящее, завершились и вовсе невероятно — из подъезда вышел господин Забржицкий собственной персоной. Замыкал шествие Святополк Ройфер, щурившийся сквозь захватанные пальцами стекла очков и кажущийся еще более потрепанным, чем обычно.Утро было раннее, и рядовые граждане еще только открывали мутные со сна глаза, разбуженные звоном своих будильников, поэтому выход народного любимца не сопровождался ревом рукоплещущей публики. Журналисты же еще не раскопали новую интрижку лидера ППП с подающей надежды фотомоделью Снежаной Хрущенко, квартиру которой две минуты назад покинул Забржицкий. Так что напрасно его охрана напрягала бицепсы и вращала глазами.Охрана запихнула Забржицкого в «Мерседес». Туда же, на переднее сиденье, собрался было сесть Ройфер и даже открыл дверь, но внезапно замер.— Ну, чего ты там? — пролаял его начальник. — Паралич тебя хватил, что ли? Машину мне выстудишь, придурок!— Георгий Генрихович, я папку в квартире забыл, — виновато пробормотал Ройфер.— И за что я плачу вам, дебилам, не знаю. Давай в темпе за ней! Одна нога там, другая здесь! Серега, дай ему ключи.Ройфер поймал на лету связку на брелоке и торопливо засеменил назад, к подъезду.Однако, как только за ним закрылась дверь, повел он себя на редкость странно. Расправил плечи и стал выше ростом. Выражение лица вместо униженного и жалкого стало вдруг холодным, сосредоточенным и очень жестким. Настолько жестким, что увидь его Забржицкий — не узнал бы народный избранник своего помощника.Очутившись в лифте, Ройфер — или тот, кто называл себя этим именем, — нажал кнопку не шестого этажа, где находилась квартира фотомодели, а последнего.Выйдя на балкон, куда вела дверь с лестничной клетки верхнего этажа, Ройфер вскочил на железную лестницу, поднимавшуюся на крышу, и с обезьяньей ловкостью вскарабкался по ней наверх.На крыше его ждала черная спортивная сумка. Расстегнув «молнию», он заглянул внутрь. Усмехнулся и потянул себя за волосы. Сальные пегие патлы соскользнули с коротко стриженной белобрысой головы, внезапно оказавшись париком.Бросив парик на землю, точнее — на битум, которым была залита поверхность крыши, Ройфер сдернул и очки. Широко открыл белесые мутные глаза, избавляясь от линз, и через мгновение они стали серо-голубыми и ясными. А еще через пару секунд помощник депутата избавился от желтых и кривых накладных зубов, оставшись с настоящими — мелкими, но крепкими и белыми.Закончив метаморфозы с лицом, «Ройфер» скинул с себя мятый, несвежий костюм и облачился в одежду, извлеченную из сумки, — джинсы, толстовку, кроссовки и спортивную жилетку с капюшоном. Костюм он бросил поверх парика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74