— На цветы и аплодисменты мы не претендуем, но от поцелуев не отказались бы…
— Нет, вы сначала объясните! — выйдя из состояния обледенения, Надя немедленно начала нагреваться.
Лица у ангелов сделались кислые и озадаченные, а Даниель немедленно запустил руку в волосы и принялся ожесточенно наматывать прядь на указательный палец.
— Ну—у—у… — затянул Себастьян, складывая руки на груди. — Это была… м—м—м… вынужденная мера, то есть необходимость, то есть…
— Не поняла! — рявкнула Надя. — Выражайтесь яснее!
— Это было недоразумение, — наконец сформулировал Себастьян. — Я знаю, что вы переживали… Но вы должны быть готовы… Если случится так, что нас призовут обратно…
Договорить он не смог. Дело в том, что я, вслед за Надей, мгновенно нагрелась — не хуже включенного чайника, только гораздо быстрей, и звук моего голоса был подобен свистку, раздающемуся на всю кухню под действием водяного пара:
— А, так это была проверка на вшивость?!
— Да нет, — робко попытался высказаться Даниель, — дело совсем в другом… Но вы… Мы… Конечно, сейчас мы вернулись, но можем и не вернуться… Это может произойти в любое время, и вы должны быть готовы… Мы просто хотим, чтобы вы поняли, что…
— Мы поняли! — просвистела я. — Вы относитесь к нам как к подопытным кроликам! Как к низшим существам!
— Это не любовь! — проклокотала Надя. — Это… Это черт знает что, а вы оба — просто последние сволочи!
— Нет, — внезапно успокоившись, холодно возразила я. — Они не сволочи. Дело в том, что сволочами могут быть только люди. А они ангелы. Ничего общего с людьми. Наших чувств им не понять. Они здесь временно. Сидят на чемоданах. А мы, Надя, так — чтобы скрасить досуг. Вспомни оперу «Чио—Чио—сан». Мы с тобой — две идиотки на роль мадам Баттерфляй.
— Все не так просто… — начал было выглядевший очень несчастным Даниель. — Вы не должны на нас сердиться…
Но мы уже не слушали. Не сговариваясь, взяли свои сумки и, растолкав ангелов плечами, без лишних слов спустились по лестнице вниз и покинули здание агентства, вместо прощания оглушительно грохнув дверью.
— А знаешь, — горько сказала Надя, когда мы сели в ее золотистую «десятку», — я ведь поклялась, что все ему прощу, только бы он вернулся целым и невредимым.
— И простишь, — мрачно ответила я. — Немного погодя. Такие фокусы нельзя оставлять безнаказанными.
Я благоразумно умолчала о том, что и сама дала точно такую же клятву, как и о том, что если бы Себастьян в романтическом порыве кинулся за мной вслед, я бы простила его немедленно. Но мужчины совершенно не понимают, как надо вести себя с женщинами, даже если эти мужчины — ангелы.
Вся эта мелодрама произошла в пятницу. Расставшись столь нелюбезно с любовью моей жизни, я срочно погрузилась в пригородную электричку и отправилась в гости к единственной и неповторимой кузине — поближе к природе и подальше от чар Себастьяна.
Впрочем, при желании Себастьян мог разыскать меня без особого труда, но, очевидно, такого желания он не испытывал. Провентилировав подмосковным кислородом загазованные московским смогом легкие и остудив душевный и физический жар в водах озера с редким благозвучным названием Бульдозер, поздним вечером воскресенья я вернулась домой отдохнувшая, но слегка разочарованная — опальный ангел явно не собирался каяться в совершенных грехах.
И вот вновь наступило малоприятное время — утро понедельника. В голове моей не было никаких соображений относительно того, как себя вести и что вообще стоит делать, а в душе — ни малейшего желания идти на работу.
С одной стороны, соблазн доругаться с Себастьяном до полного и окончательного разрыва был велик. С другой — отвращение к жизни, погоде и всем видам мускульных усилий было ничуть не меньше. В конце концов, поняв, что на себя полагаться не приходится, я отправилась в прихожую, где на полке стенного шкафа с незапамятных времен пылилась пятикопеечная монета, согласно примете, приумножавшая сбережения обитателей квартиры.
Эту—то монету я и подбросила вверх на предмет выяснения своей судьбы.
Монета взлетела к потолку, стукнулась об него… и вдруг, прервав движение вниз, застыла в воздухе на уровне моих глаз.
Некоторое время я таращилась на неподвижно висящую монету увеличившимися до размера розетки для варенья глазами. Входная дверь моей квартиры тем временем медленно открылась.
— Орел, — сказал Себастьян, и монета, наконец, беззвучно приземлилась на ковровую дорожку. Я присела на корточки и увидела на обращенной ко мне стороне монеты герб Советского Союза. Подняла глаза на Себастьяна и сказала:
— Предупреждаю сразу. Во—первых, не прощу. Во—вторых, отомщу. В—третьих, ужасно отомщу.
Кажется, он что—то ответил, прежде чем поцеловать меня. Впрочем, я не помню.
Глава 3
БЕЛАЯ ГОРЯЧКА
Не успел Максимыч свернуть с шоссе на проселочную дорогу, уходящую в лес, как злонамеренная кочка бросилась ему прямо под ноги, заставив на время прервать и без того затянувшийся путь домой и совершить замысловатую хореографическую фигуру неизвестного науке танца. Однако на этот раз, несмотря на опасную близость земли, падения ему удалось избежать, и, обрадованный такой нечаянной удачей, он нетвердым, но приятным голосом затянул песню про портрет работы падлы Пикассо.
Перед глазами Максимыча плавали веселые разноцветные звезды, явно не небесного происхождения — по лесу, через просветы между стволами сосен уже тянулись тонкие солнечные лучи. Песня сама так и рвалась из груди Максимыча, и жизнь казалась ему веселой и замечательной, несмотря на порванные во время предыдущего падения брюки и скорую встречу с женой, Марь Петровной, женщиной дородной, суровой и тяжелой на руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65