Видел я нынче тебя у двери лупанара —Даже паршивые девки бежали лукавого взгляда. Друзилла засмеялась, увлечённо хлопая в ладони.— Это ещё не все! — ещё сильнее развеселился Калигула. — Я знаю другую песню: о вонючем козле с острова Капри! Хочешь, спою?— Молчи! — девушка испуганно округлила глаза. — Ты всех разбудишь пением!А сама при этом восторженно хохотала, откидываясь на темно-красные подушки. Её звонкий пьяный голос тревожил ночную тишину. И ни Калигула, ни Друзилла не услышали шагов в коридоре!— Что за шум ты поднимаешь в ночное время? — раздался у двери скрипучий голос старой бабки.Друзилла вздрогнула и выронила чашу. Она уподобилась холодному изваянию, увидев Антонию, изумлённо застывшую у входа. Лицо старухи посерело ещё больше, морщинистая челюсть дрябло отвисла. Опешившая бабка рассматривала Друзиллу, прикрывшую ладонями обнажённую грудь, и Калигулу, в нижней тунике сидящего на ложе сестры.— Как понимать это? — наконец проговорила Антония, внутренне закипая гневом.Любовники молчали, отведя в сторону глаза. Бабка, пошатываясь от внезапной слабости в коленях, добралась до ложа Друзиллы. Тяжело присела. И покрывало, которым укуталась девушка, поползло в сторону ямки, выдавленной грузным телом старухи. Друзилла отчаянно вцепилась в ускользавшую парчу, стараясь прикрыть наготу.А прикрываться было уже бесполезно. Внимательный взгляд Антонии приметил все: дрожь внучки; потную, прилипшую к телу тунику Калигулы; предательские пятна на белой простыне… Старой опытной женщине было нетрудно связать воедино эти мелочи и понять случившееся. Но рассудок отказывался верить в увиденное. Слишком невозможным казалось оно.— Наверное, я прогневила богов, — зловеще оцепенев, шептала Антония. — И они наказывают меня через моё потомство. Ранняя смерть Германика, грехи Ливиллы, беспросветная глупость Клавдия… А теперь ещё и это свалилось на меня! Родные внуки предаются мерзкому блуду под моим кровом! Это же сестра твоя! — резко выкрикнула она, хватая Калигулу за руку. — Что ты сделал с ней?!— Ничего! — оправдывался он, пытаясь вырвать запястье из цепких бабкиных пальцев. — Мне не спалось, и я зашёл к Друзилле, чтобы скоротать остаток ночи за беседой.— И вы беседовали голыми? — саркастично засмеялась Антония. Она оставила в покое внука и резким движением дёрнула к себе покрывало. Друзилла, оставшись неприкрытой, взвизгнула и безуспешно прикрылась тонкими руками. Бабка брезгливо осмотрела её худое, ещё по-детски недоразвитое тело с маленькими острыми грудками. Характерный синяк — след затяжного поцелуя — красовался под левой ключицей.— Мерзкая дрянь! — прохрипела Антония и с размаху ударила внучку по щеке.Друзилла захлебнулась судорожным рыданием. Её слезы разозлили Антонию ещё сильнее. Она схватила девушку за рыжие волосы и стащила с постели. Калигула болезненно скривился, увидев тело, знакомое ему до последнего волоска, до последней родинки, распростёртым на полу.— Отпусти её! — вызывающе крикнул он бабке. И, задыхаясь от бессильной злости, сжал кулаки.— Что?! — оставив растрёпанные волосы Друзиллы, обернулась к нему Антония. — И ты ещё смеешь?.. — бабка запнулась, не находя подходящих слов. — Вон из моего дома! — она обречённо махнула рукой. — Живи, где знаешь и как знаешь! Ты больше не внук мне!Калигула не шевельнулся. Он тяжело дышал и угрожающе, исподлобья смотрел на бабку.— Позвать рабов, чтобы выбросили тебя с позором? — прошипела Антония. В этот момент она со всем пылом гордой римской матроны ненавидела внука — до боли похожего на любимого сына, и вдруг оказавшегося таким порочным!— Я уйду! — затравленно огрызнулся Калигула. И мстительно добавил: — Старая мегера!Антония ощутила болезненный укол в груди. Никто прежде не наносил ей подобного оскорбления. Сердито раздувая ноздри, она проговорила сквозь зубы:— С недавних пор из яиц, лежащих в орлином гнезде, начали вылупливаться змеёныши!Но Калигула уже не слушал бабку. Громко шлёпая босыми ногами, он спешил в свою опочивальню. Антония устало обернулась к Друзилле. Девушка жалко всхлипывала, сидя на полу и прижавшись спиной к украшенной завитушками ножке кровати.— Я напишу императору: пусть приищет тебе подходящего мужа, — дрогнувшим голосом заявила бабка. — У тебя будет возможность вернуть утраченную честь. Воспользуйся ею!Друзилла зарыдала сильнее. Антония, не обращая внимания на внучкины слезы, покинула кубикулу. Тяжёлой была поступь старухи, и всегда расправленные плечи сутуло сгорбились. XXXV Рассвет ещё не наступил, а Калигула, продрогший и обозлённый, уже покинул виллу Антонии.В серой туманной мути тонули дома далёкого Геркуланума. Пронзительный стук топора доносился из каштановой рощи. Хрипло кричали петухи.Калигула в последний раз повернулся к вилле. Полураспущенные маки краснели у белых колонн, словно пятна свежей крови. Ветви оливковых деревьев изогнулись, как руки страдающей женщины. Что теперь будет с бедной, одинокой Друзиллой?Четыре раба — собственность Калигулы — тащили в повозку сундук с поклажей.— Куда прикажешь ехать, доминус? — спросил конюх.— Не знаю… — пробормотал Гай. — В Рим?.. Нет, сначала в Неаполь.Калигула напоследок задержал взгляд на просыпающейся вилле. Семь месяцев, с ноября по июнь, провёл он здесь. Семь месяцев сладко-горьких грёз и запретных страстей. Семь месяцев, в течение которых Калигула возомнил, что он — не такой, как все, и потому ему позволено то, что запрещено другим.Гай презрительно оттопырил нижнюю губу и сплюнул сквозь зубы в сторону виллы. Плевок предназначался для Антонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110