— Так приглашение было оливковой ветвью?
— А чем же еще?
— Или все-таки вызовом на бой?
Родгара сопровождала одна из изящных гончих, и он рассеянно погладил ее по шелковистым ушам.
— Враждебность всегда исходила со стороны Трейсов.
— С какой же целью ты пригласил сюда мою семью?
— Разве не обидно, — усмехнулся Родгар, по всей видимости, обращаясь к собаке, — иметь репутацию, которая дает повод с подозрением относиться к приглашению на Рождество? — Он искоса взглянул на кузена. — Ее зовут Будика.
Эшарт понял, что ему предоставляют передышку, и воспользовался ею.
— Какой она породы?
— Персидская охотничья. Мы отучили ее и Зено преследовать оленей. Это, конечно, вредит их профессиональным качествам, но не можем же мы в цивилизованном мире поощрять нашу природную жестокость. Не желал бы ты получить щенка из следующего помета? Заметь, я делаю предложения только тем людям, которые умеют ценить подарки.
Эшарт насторожился.
— Вряд ли ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы судить об этом.
— Я наблюдал за тобой, имея — прости — преимущество более десятка лет, и многое понял.
— Значит, ты насадил приманку на крючок, а я попался на него?
Проклятие! Его вынуждали уехать. Родгар поднял брови:
— Я послал приглашение, не рассчитывая, что ты приедешь.
— Я бы и не приехал, если бы не Дженива и тетушки. — Эш запустил стрелу: — Ты и сам мог бы навестить их в любое время за эти тридцать лет.
— Признаюсь, я никогда не думал об этом. Они сохранили добрые воспоминания обо мне, и я умираю от раскаяния.
— Что-то не очень заметно.
— Возможно, я ходячий труп. Откуда ты знаешь?
— Я мог бы пронзить тебя кинжалом, чтобы посмотреть, есть ли в тебе кровь.
— Но как неловко получилось бы, если бы ты действительно обнаружил ее… — Родгар взял с ближайшего стола хрустальное блюдо и предложил кузену: — Абрикосовые цукаты.
Эш взял один цукат и положил его в рот.
— Очень вкусно.
— А я не пробовал их с тех пор, когда был ребенком. Видишь, как разногласия между нашими семьями повредили нам всем. Ты будешь есть их сколько захочешь, если останешься. Напротив, будет жаль, если ты уедешь, не попробовав приготовленного угощения.
У Эшарта было такое чувство, будто его заманивают в позолоченную ловушку.
— А что, если я приехал сюда, чтобы узнать твои уязвимые места и использовать это знание против тебя?
— Как Локи?
Эш вздрогнул при вполне уместном упоминании северного бога раздора и смерти.
Родгар протянул руку, приглашая его продолжать.
— Пожалуйста, сначала скажи мне, в чем мои уязвимые места, и я поступлю, как велит Библия, — избавлюсь от них. Конечно, это не касается моей семьи, и особенно моей жены.
Наконец-то блеснул клинок.
— Моя бабушка считала леди Аррадейл идеальной женой.
— Вдовствующая маркиза Эшарт, как всегда, ошибалась, но по крайней мере вкус у нее хороший.
— Я единственный выживший ее потомок.
— У нее есть внуки в Шотландии и дочь во французском монастыре. И к тому же, — добавил Родгар, — у нее есть я.
Эшарт неожиданно рассмеялся и, тут же пожалев об этом, отступил на шаг, подальше от Родгара.
— Мое пребывание здесь желательно?
— Ты был приглашен, кузен, хотя в приглашении не было необходимости. Мои родственники всегда желанные гости в моем доме.
— Может быть, мне уговорить нашу бабушку тоже приехать сюда?
Эшарт ожидал увидеть хотя бы намек на протест, но Родгар казался совершенно спокойным.
— Я был бы очень доволен, если бы тебе удалось это устроить.
Ощущая глубокое разочарование, Эш повернулся и направился в свою комнату. Родгар не проявил никаких чувств ни тогда, когда увидел ребенка и мисс Смит, ни в тот момент, когда он намекнул ему, что владеет грозным оружием. Это раздражало, но и возбуждало его. До сих пор он не сознавал, как сильна его жажда превратить их споры в открытый бой.
Эшарта всегда воспитывали в духе ненависти к Маллоренам, его врагам, злобным и хитрым, которых надо уничтожить, в глазах его бабушки они были причиной смерти не только ее дочери, но и ее мужа, а возможно, и двух ее сыновей. Если бы она могла, она бы обвинила их даже в смерти тети Гарриет, умершей от оспы. Скорее всего это лишено каких-либо оснований, но предложение смягчиться вызывало у старушки бурю гнева и обиды, а Родгар, уж конечно, не был святым мучеником.
Можно ли доверять его стремлению к миру? Доказательством могла бы послужить его готовность разобраться в деле, в котором замешана Молли, но только для этого потребовались бы переговоры не менее сложные и осторожные, чем для заключения Парижского мира, походившего, по замечанию Джона Уилкса, на заключение мира с Богом.
Брайт Маллорен вышел из Гобеленовой комнаты и обнаружил своего брата в состоянии необычной задумчивости.
— Он ускользнул целым и невредимым?
— Безусловно. — Родгар повел брата в свой кабинет. — Как ты думаешь, зачем он приехал?
— Вероятно, чтобы повидаться с тетушками?
— Если бы я знал, что ему нужен всего лишь предлог, я бы давным-давно предоставил его. Нет, что-то изменилось. Вопрос в том, как мы воспользуемся представившимся случаем.
— Ты собираешься сделать из него добродетельного человека?
— Меня мало интересует его добродетель. Я хочу сделать из него настоящего кузена.
— Бей, некоторые семейные раны не заживают.
— Разве для Маллорена не все возможно?
— Нет, — отрезал Брайт.
Родгар улыбнулся и пожал плечами:
— Может быть, но стоит попробовать. Так чем же мы можем удержать его?
— Тем же, что привело его сюда. А в чем, собственно, дело?
— Интересно, не так ли? Я подозреваю, что у него есть какие-то документы, которые, как он думает, послужат колючей омеловой ветвью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91