Темные волосы, проглядывавшие в вырезе сорочки, стали еще гуще, и их заросли скрывались под поясом брюк.
У нее участилось дыхание. То, что она видела, выглядело безошибочно мужественным, таинственным и завораживало ее.
Он снова заправил полы рубашки в брюки и застегнул расстегнутые на ней пуговицы. Но не все. К ее удовольствию.
«Перестань! — одернула она себя. — Перестань думать предложениями из одного слова, словно какая-то кретинка. Ты интеллигентная женщина, а не какая-нибудь сексуально озабоченная дурочка. Будем надеяться».
— Вы ранены! Только не говорите мне, что оцарапали губу, открывая ящик. Кстати, объясните, почему вы открывали его поздней ночью?
Она обожала наблюдать, как улыбка, зарождаясь в его глазах, поднимала сначала один уголок губ, потом другой, становясь немного кривой и абсолютно неотразимой.
— Крышки с ящиков не так-то легко снять.
— Ну и… — подбодрила его она.
— Стыдно признаться, но, испробовав все прочие средства, я наконец засунул под крышку старый гвоздодер и приналег на него. Крышка расщепилась, я упал. Ну и прикусил губу.
Он не станет рассказывать о грабителе и об их драке. Не захочет, чтобы вокруг него суетились. Поэтому она сделала вид, что удовлетворена объяснением.
— Почему-то мне кажется, что вас интересуют мои ящики, — поддразнила его она.
У нее уже отлегло от сердца. Наверное, ее страхи — просто остатки сна — тревожные, но абсолютно бессмысленные. Но теперь она пришла в себя.
— Всякий раз, когда приходит груз, вы первый бросаетесь вскрывать ящики. Ваша мания, Джастин, распространяется на все ящики или только на мои?
Он уставился на нее удивленным взглядом:
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Возможно, мне показалось, — усомнилась она. — А теперь наклонитесь и покажите мне порез.
Она чуть не рассмеялась, заметив, что он взглянул на нее с опаской.
— Со мной все в порядке. Обещаю не падать в обморок. Я не выношу вида только собственной крови.
— Я вас хорошо понимаю.
Она осторожно приложила ладонь к его щеке. При прикосновении ее руки к его лицу сердце у нее бешено заколотилось, словно в насмешку над ее недавними самоуверенными мыслями о собственном самообладании. Он придвинулся чуть ближе.
— Как вы полагаете, рана не смертельная? — спросил Джастин. Хотя его голос стал неторопливым и теплым, как подтаявший свечной воск, взгляд его был голодным, настороженным и решительным, как у человека, приближающегося к банкетному столу врага с обнаженным мечом в руке. — Ну как? — Его вкрадчивый тон соблазнял, ласкал.
Она отодвинулась на дюйм, судорожно глотнув воздуха. Он приблизился на три дюйма.
— Никто еще не умирал от разбитой губы.
Она его испугала, затушила огонек, занявшийся в его глазах, и вновь вернула его лицу насмешливое выражение. Он рассмеялся:
— Вы всегда так правдивы?
Ей следовало бы вздохнуть с облегчением, а она почувствовала разочарование.
— Большей частью.
— Почему?
— Если говорить людям правду, они научатся не спрашивать обо всем, что придет в голову.
Он снова рассмеялся:
— Ей-богу, у вас линия обороны мощнее, чем у любой из женщин, которых я знал.
— Линия обороны? — возмутилась она. — Какая нелепость! От кого, интересно, мне нужно защищаться?
— От меня, например, — оповестил он, сложив на груди руки.
— Не смешите меня. На сей раз, Джастин, ваше тщеславие, по-моему, завело вас слишком далеко. — Она фыркнула. — Вам, наверное, кажется, что каждая женщина мечтает о вас.
— А вы? Вы мечтаете? — заинтересованно спросил он.
— Нет!
По его физиономии медленно расплылась улыбка.
— Лгунья.
— Самодовольный индюк!
— Трусиха!
— Хвастун!
— Совенок!
— Лось!
Он расхохотался и ласково потрепал ее по подбородку, словно утешая раскапризничавшуюся маленькую девочку, что ее почему-то очень рассердило. Она сбросила его руку. Неужели ей и впрямь хотелось недавно поцеловать его? Да она лучше поцелует в морду пони мистера Блумфилда!
— Знаете, что мне нравится в вас больше всего, Эви? Ваша непревзойденная изобретательность в использовании богатств английского языка. Интересно, каким следующим живописным термином вы меня наградите? Коровья лепешка?
Сама себе удивляясь, она хихикнула. Обычно она никогда не хихикала. Разве что в далеком детстве.
— Вы все еще сердитесь на меня? — Хотя он задал вопрос как бы между прочим, глаза его смотрели настороженно.
— Долго сердиться на вас бесполезно, Джастин Пау-элл, — проворчала она с нарочито тяжелым вздохом.
Он шутливо отвесил ей нижайший поклон.
— Я ваш должник, мадам.
— Как? Опять? Я трепещу в предвкушении. Неужели у вас есть в собственности еще монастыри, которым я могла бы найти применение? — насмешливо поинтересовалась она и услышала, как он затаил дыхание. Он шагнул к ней, потом, словно опомнившись, поцеловал кончики своих пальцев и прикоснулся ими к ее губам.
— Нет, — ответил он. — Вы видели все мои связанные с церковью владения. А теперь вам лучше лечь в постель, дорогая моя Эви. Я немного подожду здесь на тот случай, если наш взломщик вернется, хотя едва ли он осмелится.
— Я тоже останусь и составлю вам компанию.
— Нет, — возразил он. — Вам необходимо выспаться. Здесь еще многое предстоит сделать, и вы должны быть в наилучшей форме. Уже поздно.
Она нахмурила лоб, не желая покидать его.
— Еще не очень поздно.
Он рассмеялся, развернул ее за плечи и легонько подтолкнул в спину.
— Ах, дорогая, уже не просто «очень поздно», но «слишком поздно», — пробормотал он.
В дальнем конце холла, стоя в дверях по разные стороны коридора, за происходящим с интересом наблюдали два человека в ночных сорочках и халатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83