Никаких.
— Может быть, хватит? — хрипло спросила она, подняв на него темные глаза. — Ты доволен?
Она снова чуть не плакала. Он чувствовал близкие слезы в ее голосе. Но сейчас они не вызывали в нем приступа самобичевания, а воздействовали на него совсем по-другому.
— Что ты видишь? — тихо спросил он.
Она обладала маленьким ростом. Но он при общем взгляде забывался, потому что, кроме роста, не было в ней ничего маленького или слабенького. Он наклонился к ее уху, вдохнул ее аромат и прошептал:
— Ну же, Эви. Скажи мне. Что ты видишь?
Он почувствовал, как она вздрогнула. На мгновение ему показалось, что она откажется отвечать, но потом он Услышал, как она с вызовом сказала:
— Я вижу женщину, которая выглядит как девчонка.
— Моложавую женщину, — поправил он. — Что еще?
— Маленькую.
— Миниатюрную.
Она неодобрительно нахмурила брови. Он не мог бы с Уверенностью сказать, относилось ли неодобрение к нему, к его словам или к тому, что он осмелился ее исправить.
— Тощую, — заявила она.
— Изящную, — прошептал он, прикоснувшись губами к мочке ее уха.
Она еле слышно вздохнула, но он услышал. Наклонившись еще ниже, он прикоснулся губами к ее шее — там, где курчавились легкие, как пух, волосинки.
— Костлявую. Жилистую. — У нее перехватило дыхание, она явно была в замешательстве.
У него тоже прерывалось дыхание, и он тоже пребывал в замешательстве. От ее аромата у него кружилась голова.
— Стройную. Гибкую.
Она задрожала. Его рука зарылась в ее волосы. На пол посыпались шпильки. Освобожденные волосы рассыпались тугими темными спиральками.
— С черными курчавыми волосами.
— С великолепными, — пробормотал он. — С великолепными локонами цвета черного дерева.
— Локонами? — еле слышно переспросила она.
— Да. С такими, которым позавидовала бы сама королева ночи.
Она затаила дыхание и закрыла глаза. Между бровями проявилась страдальческая морщинка. Он рассмеялся и почувствовал, как она напряглась.
Бедняжка. Она совсем запуталась и не знает, чему верить, тогда как он прилагает нечеловеческие усилия, чтобы держать себя в руках. С каждой секундой ему становилось все труднее. Она была такой мягкой, такой податливой. Такой доверчивой и такой, черт возьми, трогательной в своей растерянности.
Как было бы просто изобразить рыцаря в сверкающих доспехах. Искрошить на куски всех драконов, освободить ее и уехать в сторону заката. Но наступит следующий день, когда спасение всего чертова мира потребует от него напряжения всех его сил.
Он помассировал ей шею, и ее тело расслабилось. Она прижалась спиной к его груди. Он почувствовал, как участилось ее сердцебиение.
Она откликалась на его прикосновения, но он знал, что еще больший отклик в ней находят его слова, которые она жадно ловила. Она впитывала малейшую похвалу, словно новообращенная вакханка на своей первой оргии, желающая, чтобы ее соблазнили, и опасающаяся последствий.
— Ты находишь меня… привлекательной?
Он понимал, как трудно ей при ее гордости задать такой вопрос, но, хоть убей, не мог придумать достаточно убедительного ответа. Поэтому он вместо ответа грубо прижал ее к себе, заставив ощутить собственным телом его влечение к ней.
Она ощутила его. Твердый, длинный и такой загадочно мужественный, он прижался к ее бедру. Она услышала его прерывистое дыхание и открыла глаза. Открыла медленно, неохотно, не желая расставаться с магией мгновений. Ее взгляд пополз вверх по отражавшимся в зеркале рубиновым бархатным юбкам и остановился на крупной, загорелой руке Джастина, растопыренные пальцы которой лежали на ее животе, крепко прижимая ее к его телу.
Его лицо уютно устроилось в изгибе ее шеи, а пряди его каштановых волос прикасались к ее груди. Она задрожала. Он прикоснулся губами к ней, как будто измеряя пульс.
— Я хочу тебя, — пробормотал он. — Я страстно хочу тебя.
Она вздохнула, желая, чтобы они занялись всеми теми вещами, о которых ей рассказала Мэри, — вещами греховными, но такими заманчивыми и увлекательными.
Ей следовало бы оттолкнуть его и надеяться, что он пообещает жениться, прежде чем она допустит физическую близость. Но ей всегда была отвратительна мысль о том, что какого-то мужчину заставят жениться на ней. Она слишком горда. Сейчас она не упустит случая заняться любовью, узнать, что значит быть женщиной. Она не хотела всю жизнь размышлять о том, как это бывает.
Ей двадцать пять лет. Но познавать все с кем-нибудь другим, кроме Джастина, она не желала.
Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила, что он поднял голову и смотрит на ее отражение в зеркале.
— Ты все еще не видишь?
— Не вижу чего?
— Как ты великолепна?
При звуке голоса Джастина Беверли замер на месте, на дюйм не донеся костяшки пальцев до двери, в которую собирался постучать. Он явился сюда в полной уверенности, что комната пуста и ему ничто не помешает. Он какое-то время слонялся в холле, пока леди Эвелина не спустилась к обеду, и уже собирался проникнуть в ее комнату и унести ящик, как кто-то из гостей подозвал его к себе. Ему пришлось узнать, что от него требуется.
Он надеялся, что с ящиком ничего не случится. Он отсутствовал совсем недолго.
Звук голоса Джастина застал его врасплох, тем более что он моментально понял, что она тоже находится в комнате вместе с ним. Он застыл на месте скорее от удивления, чем движимый желанием подслушать разговор.
Он никогда не слышал, чтобы Джастин говорил таким голосом. Было в его тоне изумление, благоговение и какая-то пылкость, страстность. Он даже покраснел. И в самый неподходящий момент его окликнул голос с французским акцентом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83