По крайней мере две группы из Неврополиса, уйма коричневых лиц — с ними я еще не разобралась. Самим нужно было догадаться — ну как же иначе смогла бы твоя бабушка угрожать разоблачениями? Их бы всех… — Элия осеклась, вспомнив о присутствии большой детской аудитории. — Иначе она спровоцировала бы именно то, что хотела предотвратить.
Седрик кивнул — ну конечно, собрали бы недозрелый урожай, и все шито-крыто.
— Вот она и послала свою армию и всех их захватила! — торжествующе добавила Элия.
А что, может, бабушка и не такая уж плохая. Нужно будет обдумать это потом, когда голова придет в порядок; Сейчас же ему отчаянно хотелось обнять Элию, да где там… Вокруг Седрика образовалось открытое пространство шириной метра в два — ясное свидетельство того, насколько располагал он сейчас к близкому общению. А еще — и даже больше — ему хотелось лечь и уснуть. Уснуть, скажем, на месяц…
— Так что, — сказала Элия, — в тот момент, когда она выставляла тебя шутом гороховым на пресс-конференции, войска уже выдвигались на исходные позиции — по всему миру. Она готовилась к этому много лет — иначе откуда бы такая скорость реакции!
— А остальные? — Седрик обвел рукой персонажей в простынях.
— Беженцы. Из Банзарака и вроде бы Заира. И из Бангладеш.
Седрик утратил уже всякий интерес к беженцам. Он смотрел на двух подростков, протолкавшихся к Элии сквозь толпу. Одному лет, наверное, шестнадцать, другой младше года так на два. У обоих встрепанные рыжие космы, оба тощие и — для своего возраста — длинные. И оба они смотрели на Седрика — смотрели очень неприязненно.
Элия заметила игру в гляделки и закусила губу.
— Это — Освальд. А это — Альфред. Где-то там измывается над гитарой Гарольд, ему около семнадцати. Ну а это… — она неуверенно улыбнулась и указала на младенца, — это — Берт. Полное имя вроде бы Эгберт, но это для него слишком большая роскошь, хватит и Берта. Он очень похож на всех вас. Ребята, а это — Седрик.
Это было уже слишком. Несколько секунд, показавшихся часами, мозг Седрика не соображал ровно ничего — только регистрировал перегрузку. Копии! Зачем Хейстингзу столько копий? Но чем больше он смотрел на ребят — на самого себя, чудом помолодевшего и размножившегося, — тем понятнее становилось, что они совсем не похожи на Уиллоби Хейстингза. У старика очень примечательные уши — здоровые и развесистые, как лопухи. У мальчишек — ничего подобного. Вот и Багшо про уши говорил.
— Может, есть и другие, — голос Элии звучал почти виновато. — Я еще не успела…
Откуда-то вынырнул тощий рыжий мальчишка лет восьми. Он поражение переводил глаза с Альфреда на Освальда, на Седрика…
— Зачем? — прошептал Седрик. — Зачем это все? И кто я такой?
И вдруг стало очень светло. Люди поворачивались, и Седрик тоже повернулся, чтобы посмотреть, в чем там дело. Люк, захлопнувшийся за его спиной пятнадцать минут назад, снова открылся; одна за другой сквозь него катились тележки, но посветлело вокруг совсем не от их фар, а от вспыхнувших под потолком прожекторов. Изоляционисты установили контроль над куполом.
С Гэвином, и мидоудейлскими ребятами, и Элией, и всеми этими рыжими Седрик вчистую забыл про погоню.
— Быстро! — заорал он. — Твой микрофон! Дай мне твой микрофон!
— У меня нет микрофона, — удивленно нахмурилась Элия. — Потому я и сижу здесь, как в ловушке, второй, наверное, час.
Седрику хотелось сжать от отчаяния кулаки, только очень уж болела правая рука.
— Мне нужен коммуникатор!
— Седрик, милый, а кто это такие? Немцы? Синие?
Колонна тележек, все еще вливавшаяся в купол, катила прямиком к Седрику — возможно, по чистой случайности. Прожекторы заливали площадку ярким, безжалостным светом.
— Это — изоляционисты. Они выбросили десант, перебили институтских немцев и остальных тоже.., да ты же ничего не знаешь. А сейчас охотятся на меня!
— Что? Почему?
— Я убил одного из них. А еще четверых ранил. Кроме того, я убил президента ЛУКа. Пусть мне дадут микрофон!
— Ты что, думаешь, кто-нибудь тебе отказал бы? — печально вздохнула Элия. — Здесь ни у кого нет микрофона. Есть коммуникаторы, почти у каждого люка, только они не работают, я пробовала. Я ожидала, что Бейкер сам со мной свяжется, но он чего-то молчит.
Седрик упал на колени, чтобы поменьше выпячиваться. Не хотелось умирать таким юным.
— А коммуникатор твоей тележки? — удивилась Элия.
— Сдох. Вместе с тележкой.
— О! — , Элия переложила младенца с руки на руку и бросила взгляд на сияющие фарами тележки изоляционистов. — Вон где уйма микрофонов.
— Да они же меня сразу пристрелят! — отчаянно заорал Седрик. — Почему ты такая бесчувственная? Ни вот на столько обо мне не беспокоишься!
— Я совсем не… — вздрогнула Элия. — Седрик, тебе что, что-нибудь угрожает?
— Угрожает? Несколько сотен мужиков преследуют меня по пятам, жаждут моей крови, а ты еще спрашиваешь, не угрожает ли мне что-нибудь!
Элия растерянно покачала головой:
— Я долго мучилась от предчувствий, а за несколько минут до твоего появления все прошло. Милый, я была уверена, что ты для меня важен!
Не очень-то легко отвечать гордо и с достоинством, когда ты стоишь на коленях, воняет от тебя так, что чуть самого не выворачивает, и к тому же все твое тело болит, словно его пропустили через мясорубку. Но Седрик попробовал.
— Я важен для самого себя!
— Да я совсем не про то! Я хотела сказать, почему я не испытываю за тебя беспокойства. — На лице Элии светилась блаженная, почти идиотская улыбка.
— А ты о чем-нибудь сейчас беспокоишься?
— Нет! — И как же я раньше об этом не подумала! — Я должна беспокоиться — но не беспокоюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138