Наступила долгая пауза. Она знала, что их разговор записывается на магнитофон. Это можно было предвидеть. Но последовавший ответ явился для нее полной неожиданностью.
– Нет.
– Как нет?! – Она отказывалась верить своим ушам. – Ты что-то не понял. Я позвонила тебе, ведь именно этого ты добивался, правда?
Ей не ответили, линия хранила тишину. Тогда Кэтрин закричала в трубку:
– Ты не можешь так со мной поступить! Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь!
– Нет, дорогая, имею. И это не моя личная прихоть, Кэтрин. Задумайся над этими словами, – произнес он почти любезно. – На нашей стороне сила. Так что советую тебе смириться.
Кэтрин разглядывала свое отражение в зеркале точно чужое лицо.
– Твои головорезы ничего не добьются, – упрямо сказала она.
– Они не головорезы, а мои адвокаты. Они просто хотят…
– Ты проиграл. – Ей очень хотелось поверить в собственные слова. – Вот почему ты продолжаешь преследовать и мучить меня. Ты проиграл и не желаешь смириться с этим!
Голос продолжал что-то говорить, когда Кэтрин потянулась с кровати и положила трубку.
– Ты проиграл, – произнесла она в пустой комнате. – Что бы ты ни сделал, тебе не вернуть меня.
Однако Кэтрин невольно поежилась от этих слов. Удастся ли ей противостоять его силе? Особой уверенности в этом у нее не было.
1
Помощник кутюрье Жиль Васс стоял за темно-коричневой стеклянной перегородкой с рядом маленьких светильников, выкуривая одну за другой сигареты «Галуаз», и мрачно рассматривал дневных посетителей Дома моды Мортесьера, особенно сидящих в первом ряду.
Зрительный зал напоминал сумасшедший дом, хотя обычно в преддверии Рождества наблюдалось заметное затишье в мире парижской моды, перед тем как ведущие дома моделей показывали свои весенние коллекции. Однако этим снежным зимним днем толпа переполняла зал.
Перед началом показа произошла небольшая заминка: ассистенты вносили дополнительные стулья, обитые желтой и белой кожей, предназначавшиеся для толпившихся в дверях клиентов, регулярно посещавших дневные шоу Мортесьера. Суета вынудила Жиля покинуть свой рабочий стол в комнате для дизайнеров, и он выглянул, чтобы понаблюдать за тем, что происходит в зале. Его красивое юное лицо с высокими скулами и чувственным ртом драматически контрастировало с фирменным строгим черным свитером и узкими черными джинсами.
В аудитории жены арабских шейхов, щедро украшенные бриллиантами от Булгари – самыми популярными драгоценностями в нефтедобывающих государствах, – довольно неохотно посторонились, пропуская нескольких японских бизнесменов. Позади них небольшая группа подтянутых женщин средних лет с одинаковыми пепельно-светлыми волосами – судя по всему, обитательниц Хьюстона и Нью-Йорка, главных потребителей парижской высокой моды – рассаживалась по своим местам.
Жилю казалось немного странным, что американцы и японцы, не говоря уж о женах нефтяных шейхов Ближнего Востока, приезжали за тысячи миль от дома в Париж за покупками, в то время как в Токио, Кувейте и Далласе существовали абсолютно такие же, а возможно, даже и более дорогие дома высокой моды. Тем не менее перед соблазном парижской торговой марки мало кто мог устоять среди состоятельных людей мира.
Однако это вовсе не раздражало Жиля. Ему самому хотелось стать сказочно богатым. Жиль вновь задумался о деловом предложении, которое получил несколько дней назад. Его сигарета замерла над серебряной пепельницей, взгляд стал отсутствующим.
Месяц назад Париж потрясло сообщение об открытии нового крупного Дома моды нью-йоркским – что уже само по себе было невероятно – предпринимателем. Теперь в узком кругу ведущих кутюрье поговаривали, что Джексон Сторм, император американского массового рынка мод, нуждается во французском дизайнере. В противном случае мультимиллионный, широко разрекламированный проект не сможет воплотиться в жизнь. Американец искал хорошего парижского дизайнера, высококлассного специалиста, молодого и амбициозного, готового превзойти самого себя.
За спиной Жиля послышалось шуршание ткани, сопровождаемое шепотом ассистентки, которая давала указания открывающей показ модели. Шоу Мортесьера начиналось со своего рода ретроспективы самых удачных моделей осенней и зимней коллекции, хотя некоторые передовые парижские дома моды уже представляли новинки грядущего весеннего сезона.
В качестве условного знака к началу шоу фонограмма бешеного ритма французской рок-группы сменилась мелодией старой песни группы «Битлз». Руди Мортесьер, ведущий кутюрье и владелец Дома моды, любил Пола Маккартни; мелодия послужила сигналом к началу показа коллекции зимних костюмов.
Жиль понимал, что следует вернуться к работе. Однако свадебное платье, над которым он сейчас трудился, никак не удавалось ему, и это приводило молодого дизайнера в угнетенное состояние. Он – художник и не привык работать по принуждению, особенно над чем-нибудь тривиальным, таким, как это одеяние из белого атласа, предназначенное для датской графини, которая выходила замуж за копенгагенского мебельного промышленника. Жиль просто-напросто убивал время, наблюдая шоу: он слишком хорошо знал осеннюю коллекцию Мортесьера, большую часть которой создавал собственноручно.
Однако когда первая манекенщица прошелестела мимо и, подняв глаза, с удивлением посмотрела на Жиля, он постарался убедить себя, что ему просто необходимо здесь находиться и следить за моделями, чтобы их движения соответствовали установленным стандартам. Девушки в последнее время стали удивительно небрежны в своей работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91