Брэндрейт твердо оперся обеими руками о фортепьяно и наклонился к ней еще ближе. Она никогда не видела его таким и, к своему ужасу, вдруг поняла, что он собирается ее поцеловать.
— Так, значит, вы не верите, что я могу завоевать ваше сердце, — прошептал он. Эвелина чувствовала у себя на лбу и на волосах его горячее дыхание.
Она открыла рот, чтобы велеть ему перестать вести себя так глупо, но, когда губы ее приоткрылись, чтобы выговорить эти слова, он тут же закрыл их своими. Это внезапное нападение не только лишило ее возможности говорить, но и вызвало в ней удивительные ощущения, нахлынувшие на нее мягкими убаюкивающими волнами. Тепло распространилось по всему ее телу, голова кружилась, и сердце трепетало. Тепло это проникло в ее руки до самых кончиков пальцев, ноги ослабели, и вся душа ее наполнилась волшебной смесью желания и надежды. Она почувствовала себя возрожденной и полной сил. Да как она только допустила такое?! Но как нежно и сладко прикосновение его губ! Но это же совершенно ужасно! Беда в том, что она не в состоянии шевельнуться. Его поцелуи держат ее в плену. Она почувствовала, как его пальцы коснулись, шеи в том самом месте, откуда началась эта странная дрожь, снова пробежавшая у нее по спине. Бессознательно Эвели-на начала подниматься с кресла и буквально упала в его объятия. Он притянул ее к себе, снова в поисках ее губ, и мир вокруг растворился в наслаждении. Она невольно обхватила руками его шею, отвечая поцелуями на поцелуи.
Эвелина никогда еще не ощущала ничего подобного. Но самое удивительное заключалось в том, что, отдаваясь его поцелуям, она испытывала чувство полной безопасности, исходившее от его сильных рук. С самого раннего детства никто ее не обнимал так нежно, с такой любовью. Его объятия пробуждали в ней такие глубокие, такие пылкие чувства, что ей хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно.
«О чем он думает сейчас?» — пришло ей вдруг в голову.
— Это же надо! — сказала насмешливо Афродита. — Жалкое зрелище. Только посмотрите на нее! Она уже на нем повисла. Я не позволю продолжаться этому фарсу!
Неизвестно откуда, разве что прямо из воздуха, в руках у нее возник флакончик с янтарного цвета жидкостью. Жидкость переливалась в нем, как будто тая в себе какую-то магическую силу.
— Нет, прошу вас, не надо! — воскликнула Психея. — Эвелине просто необходимо узнать, что это такое — влюбиться до потери рассудка. Подождите! Дайте ей побыть в этом состоянии день или хотя бы час. Если вы тогда снимете чары, у нее останутся воспоминания. Она возненавидит свое девичество и станет стремиться к любви. Я уверена в этом.
— Я никогда не обращала внимания на советы смертных! — отвечала Афродита, грациозной, плавной походкой приближаясь к Эвелине. Остановившись у нее за спиной, она провела пальцем, смоченным в эликсире, по тому месту, где Эвелину ранил Эрот. Затем она взяла с фортепьяно упавшую туда стрелу и перебросила ее сыну. — Увидишь теперь, какую силу имеет мое снадобье даже против стрел Купидона, — сказала она Психее.
Психея в отчаянии заломила руки. Утратив способность чувствовать в результате действия знаменитого эликсира Афродиты, Эвелина будет куда менее, чем раньше, склонна открыть кому-нибудь свое сердце.
Эвелина пыталась бороться с собой, напоминая себе, какое Брэндрейт на самом деле чудовище. Но ничто не могло заставить ее высвободиться из его объятий, пока она не услышала его смех. Этот звук поразил ее так, словно ее неожиданно с головой погрузили в ледяную воду. Отшатнувшись, она уставилась на него в полном изумлении.
— Зачем вы это сделали? — воскликнула она.
Брэндрейт смотрел на нее как человек, только что очнувшийся от сна. Сначала он, казалось, ее вовсе не услышал, но, когда ее слова дошли до его сознания, он спросил:
— Что сделал? А, вы имеете в виду поцелуй? Не знаю. Не помню, что меня побудило. Горькие слезы обожгли глаза Эвелины.
— Тогда я сама вам скажу, что вас побудило. Это все та же единственная причина, почему вы вообще что-нибудь делаете: постоянная жажда удовлетворения своего собственного безмерного тщеславия. Вы жестоки, Брэндрейт. Сначала вы пользуетесь тем, что застали меня врасплох, а потом смеетесь…
— Я не смеялся, — быстро перебил он ее. — То есть не знаю, почему я засмеялся, но теперь я вспомнил… Хотя не может быть! Послушайте, Эвелина…
— Если вы не смеялись, значит, на вас напал кашель?
— Ну конечно нет. Во всяком случае, я… — Взгляд его затуманился, речь стала бессвязной. Он снова попытался привлечь ее в объятия, но она резко оттолкнула его.
— Какая самонадеянность! — воскликнула она. — Неужели вы думаете, что я позволю вам снова целовать себя? Глупец вы после этого. И не воображайте, что ваши поцелуи произвели на меня хоть малейшее впечатление. Поцелуи как поцелуи, ничего замечательного. А теперь извините меня, я очень устала. Спокойной ночи.
Высоко подняв голову, она неверными шагами направилась к двери. Ноги у нее дрожали, и с каждым шагом она все больше опасалась, что силы оставят ее окончательно.
Но наконец она преодолела расстояние до двери и, выйдя из гостиной в холл, прислонилась к стене. Дубовая панель холодила ей щеку, все еще горевшую от сознания того, как опрометчиво она поступила. Сняв очки, она утерла слезы, катившиеся у нее по щекам. Ей не верилось, что она сознательно допустила с его стороны такую вольность. Но ведь от себя не скроешься — она сама обняла его и отвечала на его поцелуи, как какая-нибудь распутная девка! Ею как будто овладели какие-то таинственные чары. Неужели Брэндрейт обретал такую власть над всеми женщинами, которых он желал влюбить в себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75