Как ты говоришь?! О, мне становится дурно! — Она схватилась за бок и закатила глаза.
— В таком случае тебе лучше вернуться на Олимп, где тебя ожидает удобная постель. А что до твоего пояса и эликсиров, то, когда моей жене больше не понадобятся эти вещи, которые она у тебя одолжила, она их тебе вернет. Не стоит так уж об этом волноваться. Психея была, быть может, и не права, взяв их без твоего разрешения, но она, конечно, все вернет в свое время. Не правда ли, любовь моя?
Эрот повернулся к жене и с одобряющей улыбкой, взяв ее за руку, привлек к себе.
— Да-да, конечно, я верну. Я не хотела ничего плохого, только чтобы здесь, в Флитвик-Лодж, воцарилась любовь.
Она жестом указала на Аннабеллу, которая, усевшись с Шелфордом на скамью возле статуи Артемиды, прижимала его руку к своей щеке.
Афродита была потрясена. У нее был такой вид, словно почва уходила у нее из-под ног.
— Как ты можешь так спокойно говорить о воровстве твоей жены, Эрот? И тебе не стыдно за нее? — Она взглянула на статую и ахнула в ужасе: — Я просто не знаю, какое зрелище ужаснее, мой пояс на смертной или статуя Артемиды в этом саду! Кто она такая, чтобы хранить ее изваяние? — Прижимая руку к груди, Афродита театрально прошептала: — Эрот, дорогой, поддержи свою мать! Мне дурно!
Глубоко вздохнув, Эрот поднес руку жены к губам.
— Прости, мама, но, как бы мне ни хотелось навсегда остаться твоим маленьким мальчиком, я больше не могу исполнять все твои требования. Я пренебрегал моей женой под твоим влиянием и потому, что я поверил твоей лжи…
Афродита, убедившись, что сынок не торопится подхватить ее медленно оседающее тело, выпрямилась.
— Моей лжи? — воскликнула она в притворном ужасе. — Что ты имеешь в виду?
— Ты сказала мне, что Энтерот соблазнил Психею и она охотно отдалась ему. Не станешь же ты отрицать, что говорила это?
— Конечно, стану, — засияла простодушной улыбкой богиня. — Я никогда ничего подобного не говорила. Я могла допустить такую возможность, видя, как Энтерот целует ее, но я никогда…
— Довольно, мама, — нетерпеливо перебил ее Эрот. — Я люблю тебя, но твои родительские достоинства оставляют желать много лучшего. Больше всего мне неприятно, что ты десятилетиями отказываешься примириться с моей любовью к жене. Пойми наконец, я всегда буду любить ее. Если у нас и были какие-нибудь осложнения за последние двести лет, то виноват в этом только я один. Во-первых, потому, — тут он повернулся к Психее, — что я нарушил свои брачные обеты, увлекшись служанкой из гостиницы в Глостершире. Простишь ли ты меня когда-нибудь, любовь моя?
Психея с трудом видела его прекрасное лицо сквозь застилавшие ее глаза слезы.
— Ну конечно, дорогой.
— Вот и прекрасно. — Он снова поднес ее пальцы к своим теплым губам. — Повернувшись к Афродите, он продолжал: — А во-вторых, потому, что я верил в твою ложь, мама, — в твои намеки, твои предположения, или как там тебе угодно их называть, по поводу моей жены, ее достоинств и добродетелей. Двести лет я таил против нее злобу, и все из-за тебя. Как ты могла? Нет, пожалуйста, не трудись отвечать. Причина мне известна: ты никогда не любила Психею и, наверное, не полюбишь. Но с этой минуты все будет по-другому. Во-первых, я не стану сопровождать тебя сегодня на пир к Адонису. Я останусь дома с женой.
Афродита растерянно заморгала глазами:
— Ты покидаешь меня, Эрот, после всего, что мы пережили вместе за последние несколько тысяч лет? Ты серьезно намерен отказаться от своей матери ради жены?
— Тебе не стоило бы задавать мне такой вопрос.
Слезы навернулись на глаза Афродиты.
— Я не могу поверить, что я произвела на свет такое неблагодарное дитя. — Богиня с мученическим видом возвела глаза к небу, печально качая головой. — А я-то пожертвовала годы, чтобы мой сын мог иметь все лучшее, что было на Олимпе…
Ее стоны прекратило похлопывание чьих-то рук.
Психея быстро оглянулась и, к своему удивлению и ужасу, увидела, что это Зевс собственной персоной аплодирует дочери. Она ахнула, как и Афродита, ухватившаяся за край своей колесницы, словно вот-вот должна была разразиться катастрофа.
32
— Прекрасно, моя милая! — воскликнул Зевс, презрительно скривив улыбке губы. — Я всегда думал, что, родись ты смертной, ты бы стала непревзойденной актрисой. У Уильяма Шекспира собралось бы вдвое — нет, втрое больше зрителей, если бы ты играла хоть в одной из его пьес. Но я в жизни не слышал такого вздора, каким ты пытаешься забить голову своему бедному ребенку. Пора бы уж тебе позволить ему стать мужчиной. Его первый долг перед женой, а не перед тобой, и я очень рад, что он наконец-то это понял.
— Папа, — проговорила ошеломленная Афродита. — Я… я просто не понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, первый его долг по отношению к жене, и он может поступать как ему угодно. Но мне кажется, я не слишком много требую, когда прошу его считаться и с моими чувствами.
— Вздор! — отвечал Зевс. — Ты хочешь, чтобы он по-прежнему оставался любимым птенчиком в твоем гнездышке, но этому не бывать! Ты должна понять, что он его уже покинул!
Златокудрая и прекрасная открыла было рот, чтобы возразить, но Зевс поднял руку:
— Довольно!
Афродита быстренько прикусила губу. Она слишком хорошо знала своего отца, чтобы с ним спорить.
Удовлетворенный тем, как он без особых хлопот усмирил Афродиту, Зевс подошел к Психее. Остановившись перед ней, он слегка ущипнул ее за локоть.
— А тебе, детка, — сказал он ласково, — пора оставить привычку тащить все, что тебе понравится. Ты меня поняла?
Психея почтительно поклонилась:
— Да, царь богов, — с трудом выговорила она. Как бы он ни был добр, он все-таки был Зевс, и она робела в его присутствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75