Яркие многоцветные флаги и знамена профессиональных гильдий трепетали с торчащих из окон шестов, купцы разворачивали рулоны драгоценных, роскошной расцветки шелков и парчи, вывешивая их над узкими и грязными улицами маленького порта.
Утром толпа вокруг резиденции мэра, где остановился адмирал, стала настолько плотной, что главный констебль был вынужден вызвать пару подразделений, чтобы восстановить хоть какое-то подобие порядка.
Когда появился сэр Френсис Дрейк, чтобы отправиться в Портледж, женщины визгом выражали ему свой восторг и высоко поднимали над головами детей, чтобы они могли когда-нибудь потом похвастаться тем, что им выпало счастье увидеть того, кто заставил трепетать окружающий мир, если слышалось имя — Англия. Мальчишки и взрослые мужики орали до хрипоты и рвались вперед, лишь бы только коснуться лазурно-голубого седла адмирала или хотя бы кожаного стремени. Миловидные девочки робко подбегали к нему с букетами, сделанными из лент, поскольку сезон для живых цветов уже окончился.
Небольшая толпа орущих, потных и до крайности возбужденных горожан сопровождала кавалькаду далеко за пределы Байдфорда, пугая изящную серую верховую лошадь с дамским седлом, на которой восседала красивая леди, урожденная Элизабет Сайденхэм, чей отец, сэр Джордж Сайденхэм, был влиятельной фигурой при королевском дворе. Привыкший к публичному восхвалению, сэр Френсис явно получал огромное удовольствие от теплоты и сердечной искренности этих почестей. Черпая из своей невероятной памяти, он тут и там узнавал человека, служившего у него на кораблях, и, указывая на него, называл счастливца по имени.
Когда наконец самые выносливые из его поклонников отстали, ограничиваясь маханием ему на прощанье рукой, Дрейк устало улыбнулся и сказал:
— Боже, нам с леди Элизабет и моргнуть не позволили с тех пор, как мы в Байдфорде. Умоляю вас, капитан Коффин, никаких таких демонстраций хотя бы у вас в Портледже.
Но куда там! На всем протяжении аллеи вязов, ведущей от новых ворот к отстроенному особняку, плотной толпой стояли дюжие краснолицые фермеры, их большегрудые жены и лохматые дети. Их встреча оказалась не менее восторженной, чем та, которую устроили герою в Байдфорде.
Сэр Роберт Коффин попросил, чтобы его отнесли в кресле вниз и поместили напротив солидной центральной двери. Эта дубовая дверь когда-то давно, по замыслу строителей, предназначалась для того, чтобы выдерживать удары тарана. Под теплым халатом из малиновой шерстяной ткани, отороченной горностаевым мехом, он носил превосходный камзол из атласа, пылающего, как пламя, который надежно скрывал ту зияющую рану, что уже годами не хотела заживать и продолжала гноиться, несмотря на все старания лечащих его врачей. Его белесой бороде недолгое зимнее солнце придавало обманчиво яркую живость. На коленях старого баронета лежала связка рыжих лисьих шкур, а на шее поблескивал дар сэра Френсиса — красивый флорентийский медальон на золотой цепи, — который был ему доставлен прошлым вечером.
За спиной хозяина Портледжа стояли главные лица имения: священник, учитель, бейлиф и управляющий. Слева от сэра Роберта стояла Розмари Кэткарт-Коффин, прямая, безмятежно спокойная и безмерно прекрасная в бледно-синем камлотовом платье и стоячем кружевном воротнике, которые придавали неизъяснимую прелесть ее черноволосой сияющей красоте. Юбки на широких фижмах отставали на добрый фут от ее бедер, а на ленте, охватывающей голову, сияла слезинка-жемчужина, висящая меж двумя изумрудами. Она грациозно сделала реверанс, когда сэр Френсис Дрейк в своей дорожной одежде монотонного синего цвета поднялся на три ступеньки, ведущие к главному входу.
— Сэр Роберт, боевой вы мой старый товарищ!
Адмирал бросился вперед, оставив свою супругу на верхней ступени. Всех тронуло до глубины души то, с какой нежностью этот прославленный человек обнял старого инвалида, обнял с такой теплотой, что слезы выступили на глазах у обоих.
Сэр Френсис повернулся назад и протянул руку в сторону леди Элизабет.
— Подойди, моя дорогая. Я хочу, чтобы ты поздоровалась с одним из ценнейших моих друзей, храбрейшим из храбрых.
Леди Элизабет сделала реверанс, грациозно склонив свою гордую шею.
Сэр Роберт сделал попытку встать, но вынужден был со сдавленным стоном снова плюхнуться в кресло.
— Я ваш слуга, миледи. Не обессудьте, ноги мои взбунтовались. Могу я представить вам свою невестку, которая в этом доме стала моей хозяйкой и сладостным утешением в моей беспомощной старости?
В тот вечер, пока застенчивые деревенские парни и молочницы от всей души старались пополнить изобилие на столе дымящимися горами говядины, баранины и птицы, Розмари Коффин получила возможность как следует рассмотреть этого знаменитого человека, впервые увиденного ею ровно два года назад.
Стало быть, этот обаятельный словоохотливый и зачастую хвастливый джентльмен — именно тот человек, которому смелость, решительность и флотоводческое мастерство позволили опоясать весь земной шар. Это тот человек, который, командуя всегда незначительными силами, заставлял трепетать принцев, королей и даже самого Папу Римского; который мог вдохновить тупейшего олуха в Англии с криками ликования вскочить на ноги. Изящно поднося ножку каплуна ко рту, за столом сидит также и тот, кто ответственен за гибель ее семейного состояния, за жестокое разграбление Санто-Доминго, за насильственную утрату ею девственности и за смерть всех членов ее семьи, за исключением отца и ее самой.
Во время трапезы хор сладкоголосых деревенских парней спел такие известные старые песни, как «Нат-Браун Мейд», «Бэлоу»и «Блади Сэрк».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169