Рядом, под большим деревом, сбились в кучку женщины.
Молча, с тревогой и ужасом смотрели они, как белые привозили на лошадях зарезанных молодых лам, выбирали лучшие куски мяса, а остальное выбрасывали; как пили, не зная меры, кукурузную водку, запас которой обнаружили в доме старейшины айлью. Позже, когда над горами взошла почти полная луна и залила землю зеленоватым светом, белые вспомнили о пленницах. С песнями, освещая дорогу факелами, они толпой вывалились из дому, еле держась на ногах.
Де Сото, как начальник экспедиции, шел впереди.
— Погодите, рыцари, погодите минутку. Вот выберу себе пташечку, а потом будет и ваша очередь. Этого краснокожего добра на всех хватит.
— У нас, в Кастилии… — лепетал заплетающимся языком Педро Санчес. — У нас можно встретить блондинок. Мадонна, у них тело совершенно белое. Не то что у этих язычниц, которые словно уже на этом свете подрумянены адским огнем. Сеньор, грех с такой иметь дело. Убить их всех. Это только нам и остается, чтобы спастись от греха.
— Тьфу, дурак! Убить таких девок. Ну, и что с того, что они краснокожие? Посмотри, как они сложены! Вот эта, например, что там притулилась. Иди сюда, птичка, иди, языческая распутница, покажись-ка! Ну что? Стоит она греха? Хе-хе, убить? Может, потом, утром.
Они вытаскивали из толпы пленниц приглянувшихся им девушек, срывали с них одежды, осматривали их и волокли в дом. Быстро, нетерпеливо, в возбуждении.
Диего Наварра, стоявший на страже при пленных носильщиках, не выдержал, обернулся к товарищам и сердито закричал:
— Сеньор де Сото! А я? Черт побери всех дьявольских епископов и святых распутниц! Вы там забавляетесь, а должен тут один стоять на страже?
Ему ответили взрывом смеха.
— Еще немного, Диего, еще немного покарауль. — Де Сото, одной рукой держа за волосы выбранную пленницу, другой весело помахал солдату. — В полночь тебя сменят. А девок для тебя хватит, и этой дьявольской соры тоже. Всего не выпьем. Останется и тебе.
Этого минутного разговора было достаточно, чтобы Синчи расслабил ремень, завязанный на шее и соединяющий его с товарищами по несчастью, и быстрым рывком освободил голову из петли.
Диего, взбешенный тем, что его не допустили к «веселью», видимо, уловил какое-то движение, потому что обернулся и принялся направо и налево награждать пинками лежавших вповалку невольников.
— Тихо, языческие псы! — кричал он в бешенстве. — Тихо, не то я сейчас же отправлю вас всех без разбору в ад!
Фелипилльо, тоже тащивший в дом облюбованную жертву, обернулся и перевел эти слова на язык кечуа.
— Белый господин разгневан. Вы должны лежать не двигаясь, не то он сразу же отправит всех вас в страну белого Супая, а это страшное место!
Он со смехом исчез за занавеской, из-за которой доносились только пьяные возгласы, иногда — звон разбиваемой посуды да временами — отчаянные крики женщин.
Синчи не двигался и терпеливо ждал. Луна поднималась все выше, склоны гор уже вынырнули из мрака, тени укорачивались, становилось все холоднее. Ветра не было, в долине стояла зловещая тишина, даже шум оргии постепенно затих и замер.
«Тихо, — думал Синчи. — Но это не меняет дела, хороший охотник или воин может подкрасться и без шума. А со стены можно ударить копьем. Белый прислушивается только к тому, что делается в доме. И ждет, когда он сам туда пойдет. Попасть ему в шею не трудно. А те, что в доме, — пьяные. Два-три воина с топорами легко бы с ними управились. Это возможно. Жителей тут было много. Они, наверное, не успели далеко уйти. Если бы они вернулись и напали… Нет, не нападут. Боятся. Этих больших лам, этого грома. Если бы они не боялись, белые оказались бы бессильны. Не боялись, если бы знали, что такое белые или получили бы приказ. Если бы сын Солнца разослал кипу, объясняющий, что они не боги, а всего лишь люди, плохие люди, пьяницы. Нужен приказ — уничтожать их везде и повсюду, любыми средствами. Без приказа ничего не получится. А значит, нужно, чтобы сын Солнца разослал такие кипу».
Когда испанец, лениво прогуливающийся вдоль рядов пленных, на минуту отвернулся, Синчи осторожно освободился от пут и посмотрел на стену. В свете луны был отчетливо виден каждый камень, каждая расщелина.
Синчи усмехнулся. Для горца взобраться на такую стену — пустяк. Но для этого нужно время. Немного времени, но все же нужно. А белый услышал бы, прибежал и ударил бы его своим длинным ножом. Может, лучше прыгнуть на него сзади, повалить и задушить? Но это не так просто. Латы закрывают шею… А на голове шлем. Будь у Синчи даже камень, шлем им не разобьешь.
Он еще колебался, когда вдруг занавес на дверях поднялся, блеснул луч желтого света и на двор вышел, вернее, вывалился пьяный испанец. Он тащил за собой почти обнаженную девушку, которая тщетно старалась прикрыться остатками одежды, и направился прямо к часовому.
Испанец толкнул девушку, она свалилась рядом с Синчи, и забормотал, стараясь перебороть икоту:
— Ты, Диего, теперь отправляйся веселиться. Возьми какую-нибудь свежую девку, потому что те… уже… а, святая Мадонна, как голова кружится — потому что те уже ни на что не годятся. Возьми свежую, говорю тебе. И для рыцаря де Сото тоже. Захвати двух. Та, которую я приволок, Это его тварь. Теперь ему нужна новая. Иди, Диего. Я тут… тысяча чертей на проклятую твою душу!.. Я останусь тут, на страже.
Он оперся о длинное индейское копье и, пошатываясь, засмотрелся на луну.
Синчи пошевелился и, убедившись, что новый страж ничего не замечает, медленно, без шума стянул плащ и укрыл им лежащую без движения девушку. Он зашептал, едва шевеля губами:
— Бежим. Этот белый напился соры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98