С другой стороны, можно отметить, что всего лишь месяц спустя Вышинский констатировал, что Швеция сделала большое количество запросов о Рауле Валленберге. Однако Вышинский пишет это, вероятно, потому, что в МИ— Де все-таки раздражены многочисленными шведскими запросами, и поэтому он хочет добиться решения вопроса. В другом случае Рауль Валленберг сообщил, что он спросил так называемого допрашивающего офицера, будут ли его судить или нет. В ответ ему было сказано: «По политическим причинам вас никогда не будут судить». В последние годы рабочая группа имела возможность побеседовать с Густавом Рихтером. При этом Рихтер дополнительно смог кратко описать обстановку в течение первых недель пребывания Рауля Валленберга в Лубянской тюрьме. Иногда в камеру приходил белокурый офицер со скандинавской внешностью для выяснения обстоятельств. Он отлично говорил на немецком языке. Однажды около полуночи Рауль Валленберг был вызван на допрос, возвратился в камеру около 6 часов утра и выглядел бледным. Ведущим допрос был как раз белокурый офицер, и Рауль Валленберг сказал, что это «страшный человек». Человеком, на которого он указывал, был Сверчук. Кроме того, после падения берлинской стены появилась возможность впервые заслушать Яна Лойду, который проживал в бывшей ГДР. До этого сведения от него поступали лишь из вторых рук. Лойда рассказывает, как Рауль Валленберг в марте— апреле 1945 г. был доставлен в камеру, где сидели он сам и Вилли Рёдль (советник посольства Германии в Бухаресте). Рауль Валленберг рассказал, что он прибыл в Москву для переговоров с советскими властями, в частности, в связи с обстрелом советскими властями зданий шведской миссии, а также обеспечением защиты евреев (воспоминание Лойды о том, как Рауль Валленберг говорил об этом, несколько неясно). Рауль Валленберг рассматривал свой захват как необъяснимую ошибку. В течение шести — восьми недель все трое находились в одной камере, и Рауль Валленберг был тогда убежден, что ошибка выяснится и начнутся запланированные переговоры. За это время не было ни одного допроса. Рауль Валленберг был совершенно здоров, он регулярно занимался гимнастикой и часто пел. Он сделал набросок монумента победы в честь Красной Армии (!). Лойда обучал Рауля Валленберга русскому языку, а тот в свою очередь обучал Лойду английскому языку. После того как Рауль Валленберг был переведен, Лойда и Рёдль сидели вместе с Вильмошом Лангфельдером, который представился в качестве помощника Рауля Валленберга. Он также был уверен, что их взяли по ошибке. (Здесь в воспоминания Лойды вкралась ошибка. Рёдль был переведен в Лефортово одновременно с Раулем Валленбергом.) На допросе в Лубянской тюрьме ведущий допрос спросил Лойду, с кем вместе он сидел в камере. Он ответил: с двумя дипломатами. В ответ ведущий допрос сказал: Рауль Валленберг не дипломатом, а швед, который помогал богатым евреям в Венгрии. Во время другой беседы Лойда несколько иначе вспомнил ответ ведущего допрос: немец дипломат, а швед не дипломат. Лойда сообщает, что впоследствии МГБ заставило его подписать заявление, что он никому не расскажет, что он видел или слышал во время своего пребывания в тюрьме. В противном случае его очень сурово накажут. Беседы с бывшими сотрудниками госбезопасности Рабочая группа в результате ряда бесед с бывшими сотрудниками Смерша, МГБ, а также Лефортовской и Лубянской тюрем получила также некоторые сведения, которые представляют определенный косвенный интерес для получения представления о пребывании Рауля Валленберга в тюрьме в Москве в 1945-1947 гг. По словам одного из сотрудников Карташова, получением первой информации от заключенного, только что прибывшего в тюрьму, занимался сотрудник, который в тот момент оказался на месте. Затем начальник отдела или подотдела определял, кто будет вести дело. Затем оно, возможно, было передано в следственный отдел по особо важным делам. Упомянутый выше Карташов мог работать только через переводчика, а им мог быть прежде всего Копелянский, но была еще пара высококвалифицированных переводчиков. Кроме того, сообщается, что Карташов мало смыслил в международных вопросах или в западном шпионаже. Один из тех, кто вел допросы, считает, что такой человек, как Рауль Валленберг, мог контактировать только с ограниченным кругом людей, поскольку его роль, очевидно, «определялась кем-то наверху». То обстоятельство, что дипломат из страны, которая не воевала с СССР, содержится в тюрьме, привело к повышенной таинственности. Смущает то обстоятельство, что швейцарские дипломаты не контактировали с какими-либо другими заключенными, в то время как Валленберг и Лангфельдер получили статус военнопленных и сидели главным образом вместе с немецкими и австрийскими военнопленными. Обозначение «особо важный заключенный», которое имел Рауль Валленберг, определялось руководством МГБ и давалось разведчикам, дипломатам и т.п. Охранник заключенных помнит Рауля Валленберга на Лубянке (в 1946-м или 1947 г.) и то, что он сидел в камере под номером 116 или 117. Охранник считал Рауля Валленберга немцем и помнил, что его редко вызывали на допрос. Два следователя из следственного отдела по особо важным делам, работавшие специально над подготовкой к Нюрнбергскому процессу, сообщают, что они должны были знать о деле Рауля Валленберга в то время, но на самом деле о нем не знали. Однако они, как и многие другие опрошенные лица, указывают на двух переводчиков/оперативных уполномоченных, которые лучше других владели немецким языком и поэтому могли участвовать в важнейших делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156