При этом ты не имеешь ни малейшего представления о сути того эксперимента, который проводится над всеми нами. Правильно?– Почти, – ответил я. – Я по-прежнему допускаю, что эксперимент ведется над Зрителем и что актерам ничего не грозит. Но я считаю, что существует большая вероятность того, что… в общем, того, что ты только что описала.– Уточнение принято, – благосклонно сказала Мари. – Я же утверждаю, что у тебя нет никаких серьезных оснований для подобных выводов, и берусь тебе сейчас это доказать. Слово за вами, мсье. Каков ваш первый аргумент?Обстановка начинала напоминать экзамен Катру, но здесь я чувствовал себя гораздо увереннее.– Если верить записи в дневнике, после истечения контракта Шеналь собирался писать книги от имени Пятого. Причем он придавал значение как самому процессу, так и гонорарам. Однако, согласно Луазо, он не только не сделал этого по собственному почину, но и отказал им, когда они просили его написать книгу и обещали хорошо заплатить.– И каков твой вывод?– Луазо врет. Шеналь никогда не вышел отсюда – или вышел в таком состоянии, в котором книги писать невозможно.– Не принимается. Твой предшественник благополучно вышел отсюда, получил больше денег, чем он может потратить за всю жизнь, встретил свою старую любовь, обнаружил, что она по-прежнему питает к нему теплые чувства, и понял, что есть вещи гораздо более важные и интересные, чем написание бесполезных книг.– Хорошо, – согласился я. – Твоя версия не хуже.Мари не удовлетворил такой ответ.– Моя версия лучше, потому что она гораздо правдоподобнее. Что еще?– Дневник оборван на полуслове. Несколько страниц вырвано.– Вывод?– Что-то произошло в тот вечер. Шеналь успел только вырвать особо опасные страницы и кинуть дневник за стол. Может, за ним пришли. А может, пустили газ.Мари сделала страшные глаза:– И, теряя сознание, он пытался скрыть свои записи?– Да.– А что он сделал с вырванными страницами? Теряя сознание, съел?Я промолчал.– Драматично, но маловероятно, – подытожила моя экзекуторша. – Дневник он, конечно, бросил за стол. Но вовсе не потому, что почувствовал опасность. Просто он понимал, что вынести тетрадь ему не удастся, и не нашел ничего лучшего, чем спрятать ее в комнате. Ну, а страницы он вырвал задолго до этого. Чем-то они ему не понравились. Или наоборот – там были записаны какие-то особо удачные формулы или стихи, и он забрал их с собой.– А почему он оборвал запись?– Потому что, как некто справедливо заметил, за ним пришли. Ну, не совсем пришли, а просто сказали, что пора выходить. Вот он и вышел. Похоже на правду?– Похоже, – согласился я.– Два – ноль, – сказала Мари. – Что дальше?– Дальше кровь, энцефалограммы и прочие анализы.– И что тебя в них тревожит?– То, что их регулярно делают всем актерам. Если эксперимент проводится только над одним человеком, зачем нужен этот спектакль?– Затем, чтобы скрывать этого человека от всех остальных. Нельзя же проверять только одного.– Это понятно. Разумеется, ходить на эти процедуры надо всем. Но зачем же делать настоящий анализ мне или тебе?– А-а, крови жалко? – сощурилась Мари. – Значит, бедного мальчика можно колоть, а тебя нельзя?– Да при чем тут это, – сказал я, стараясь не раздражаться.– Ни при чем, – согласилась она. – И твои подозрения тут тоже ни при чем. Понятно, что анализы делают всем без исключения для того, чтобы даже сами врачи не знали, кто такой подопытный.– Ты не находишь, что это звучит несколько натянуто? – поинтересовался я.– Не нахожу, – отрезала Мари.Она явно наслаждалась происходящим. Игравшая на ее губах улыбка говорила о том, что я не смог поселить в ней и тени подозрения. Я вздохнул.– Ну, если даже это не кажется тебе подозрительным, то остальные доводы ты вообще проигнорируешь.– Возможно, – согласилась она. – Но ты попробуй. Или благородный рыцарь просит пощады?– Еще нет, – ответил я. – Что ты скажешь о том, что кричал свихнувшийся Шинав?– Ничего, кроме того, что я ему искренне сочувствую.– Неужели все эти крики «он обычный, а я нет», «и ты не будешь обычным» не вызывают у тебя никаких подозрений?– Если бы крики психически ненормальных людей вызывали у меня подозрения, то в Париже я бы тряслась от страха, прочитав любую бульварную газетку. Они все пророчили или конец света послезавтра в три часа, или повальное изнасилование инопланетянами.– Но сейчас-то мы не в Париже.– А ты уверен? – лукаво спросила она.– Хорошо, – сказал я. – Оставим в покое Шинава. Хотя к нему мы еще вернемся. Помнишь, давным-давно мы все встречались со своими предшественниками? Еще до первого экзамена.– Помню, – ответила Мари.Ее лицо приняло несколько напряженное выражение. «Неужели в их беседе была тоже какая-то странность?» – мельком подумал я.– На следующий день Поль был очень задумчивый и даже не приставал к Эмилю. Помнишь?– Припоминаю.– Так вот, он был таким задумчивым, потому что после короткой перепалки посетитель сказал ему буквально следующее: «Я – обычный человек, который притворяется бессмертным. А тебе притворяться не придется» .– И это все? – спросила Мари с каким-то облегчением.– Все, – подтвердил я.– Ну и что в этом страшного? – удивилась она. – Он просто намекал на то, что Полю надо лучше учиться.Сама не зная того, она почти слово в слово повторила то, что я сказал Полю в тот день. Но с той далекой поры мои взгляды кардинально изменились.– А о чем говорили вы? – поинтересовался я. Мари пожала плечами.– Уже точно не помню. Обо всем понемногу. А что?– Мне показалось, что мой вопрос вызвал у тебя неприятные воспоминания.– Ничего неприятного там не было, – уверенно сказала Мари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93