— Серега! Мне пора! В понедельник поговорим. — Он начал вылезать. — Мужики! Я посмотрю сейчас, где Артур! Виталя! Хорошо тебе отдохнуть!Дверь кабинета Вышегородского была опечатана. Ледогоров заглянул обратно.— Все нормально! Проветривайте! Только не орите сильно!Небо стало серо-зеленым. По прежнему парило. Опаздывая, он бегом пересек забитый пятничной пробкой Литейный, нырнул в проход-няк возле почты и оказался на Моховой. Юлька демонстративно стояла на улице, поглядывая на часы. В очередной раз кольнула собственническая гордость за ее сногсшибательную фигуру.— Опаздываете, мужчина, — она нахмурилась. — Не боитесь, что уведут девушку?Он обнял ее.— Нет. Не боюсь.— Правильно, — она нашла его губы.Проходящая пожилая пара смотрела на них с улыбкой. Ледогоров с трудом перевел дух. Внутри все дрожало. Он чувствовал себя как школьник после первого настоящего поцелуя.— Куда пойдем?Она посмотрела на него снизу вверх.— Конечно домой! И по-быс-трее!Сгущалась вязкая вечерняя мгла. Снова невесть откуда взявшийся ветер шелестел над головами уставшей от жары листвой.
* * * Ночью по городу идет гроза, разгоняя царящую дневную духоту, дождевыми потоками отбивая чечетку по железу остывающих крыш и стеклу запыленных окон. Электрическими дугами эротично выгибаются в темном небе молнии. Юлька плотнее прижимается к нему, касаясь губами небритой щеки.— Можно я тебя спрошу?— Нет.— Что нет?— Я тебя не люблю.Она слегка кусает его за щеку.— Больно?— Нет.— Врешь.— Вру.— Будешь вредничать — я тебе ухо от кушу.Красная дуга ослепительно сверкает за раскрытым окном. Кто-то смеясь пробегает через двор, цокая каблуками.— Ты меня сразу полюбил?— Нет.— А что ты подумал, увидев меня в первый раз?— А ведь трахает ее кто-то.Она прижимается сильнее, больно впиваясь в него ногтями.— Не думай больше об этом!— Не думаю.Удар грома сотрясает стены.— Чего ты хочешь больше всего на свете?— Честно?— Честно.— Выпить.Она вскидывается, наклонившись к его лицу.— А меня?— Ты же просила честно.— Мог бы соврать.— Хорошо, теперь буду врать.— Не надо.Кажется, ливень заполняет все пространство за пределами комнаты, оглушительно шурша в проеме «колодца».— Ты меня любишь?— Нет.— Ты меня хочешь?— Нет.— Ты врешь?— Нет.— Врешь!— Ты же сама просила.— За-гры-зу!Хорошо разговаривать в темноте. Никто не увидит, как ты улыбаешься.
* * * — Саня, возьми тапочки!— Спасибо, я так.— Одень, говорю! Я еще полы не мыла!В прихожей «хрущевки» не развернуться. Юлька прижалась к стенке, высоко подняв мешки с продуктами.— Проходи уже куда-нибудь, пока не передавил все.Протискиваясь, он наткнулся ладонью на ее грудь.— Не сейчас. Боюсь — родители не поймут.Он фыркнул.— Здорово, Саня! — Анатолий Палыч поднялся из кресла. — Как дела?У него была крепкая заскорузлая рука профессионального шофера.— Да все — ничего. Бьемся помаленьку.— Мама! Куда продукты?— На кухню неси, доча! — Александра Михайловна вынырнула из дверей с полотенцем в руках. — Ты взял тапочки? Молодец. Сейчас уже обедать будем. Посидите пока с отцом.Квартирка Юлькиных родителей издевательски называлась четырехкомнатной. Общая площадь ее едва ли превышала три Ледогоровских кабинета. Большая гостиная со входом в кухоньку и три маленьких закутка. Даже выросший в коммуналке на Моисеенко, Ледогоров никогда бы не поменял две их с матерью комнаты на этакие «хоромы». Обставлена она была просто и стандартно, как и могли это сделать сестра-хозяйка одной из городских больниц и водитель рейсового автобуса. Правда, сейчас зарплата Анатолия Па-лыча составляла три Ледогоровских, но все уходило в дачу — шесть соток где-то в Пупышево. Единственной новой вещью в доме был купленный на прошлый Новый год телевизор «Самсунг» — предмет гордости хозяев.— Садись, Саня! — Палыч хлопнул ладонью по дивану, — Посмотрим, пока бабы там подсуетятся.По экрану носились футболисты. Ревела публика. Слов комментатора почти не было слышно.— Во дают бразильянцы! — хозяин покачал головой. — Наши-то — козлы! С бельгийцами видел?Ледогоров с удовольствием откинулся на продавленном диване. С кухни тянуло жаренной курицей и горящим маслом.— Да я как-то — не фанат, Анатолий Палыч. Да и работы много сейчас.— А я чемпионат мира всегда… Бей! — хозяин подался вперед. — Чего на работе? Когда депутатку раскроете? И этого, ну на Невском которого?— Вице-губернатора, — улыбнулся Ледогоров. — Так это не мы. Это главк и ФСБ. Я все больше: воришки, грабители, хулиганы.— Да, — Палыч отмахнулся. — Грабители, говоришь. Вон у меня сменщика после зарплаты у метро так отоварили, что неделю в больнице лежит. Денежки тю-тю. И что? Приехал от вас мальчишка и начал: ты ведь пьяный был, может потерял или пропил бабки, может и не бил тебя никто, а сам упал. Мы уже с мужиками решили сами у метро походить с Вальком. Найдем этих гадов!Ледогоров усмехнулся. Неизвестного коллегу он не оправдывал, но понимал. На пять-семь «земельных» оперов таких заявок в месяц — бесчисленное множество. В особо «интересных» местах: у метро, рюмочных, ночных магазинов, в сутки бывает по пять грабежей. Охватить все невозможно — вот и пытается опер уменьшить количество преступлений, балансируя на канате под неусыпным оком прокуратуры. Объяснять все это Палычу не хотелось. Да и «по барабану» рядовому обывателю, а тем более потерпевшему и его близким, все милицейские проблемы. Им хочется, чтобы быстрее раскрыли их кражу, грабеж, разбой. Что понятно и вполне справедливо.— Гол! — Анатолий Палыч даже подскочил. — Ну все — хана фашистам!— Шура! Скоро вы там?— Все уже! Выдвигайте стол!Палыч хмыкнул и поднялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58