— Пособи, а то уже в кишках сосет.Вдвоем они отодвинули от стены старый обеденный стол с поцарапанной полировкой. Через раскрытую балконную дверь неслись со двора детские крики. Небо было мутным, словно подернутым пленкой поднимающегося от земли пара. Душный и влажный субботний день неспешно набирал обороты.— Быстренько к столу, — Александра Михайловна расстелила цветастую клеенку. — Юля! Давай тарелки!Ледогоров терпеть не мог все, что готовили в этом доме. Юлина мама стряпала жирную, тяжелую пищу и щедро раскладывала ее огромными порциями. Вот и сейчас на столе появились гигантские тарелки щей с глазками жира и кастрюля курицы, плавающей в майонезе. Палыч достал из серванта рюмки.— Мать! А…?— Сейчас принесу.Он вопросительно посмотрел на Ледого-рова.— По граммульке?Тот вздохнул. Юлька тревожно поджала губы.— Мне нельзя! Я на антибиотиках. Простыл чего-то!Александра Михайловна закивала.— Сейчас погода такая. Жарко-жарко, а на сквозняке прохватывает.Палыч нахмурился.— Что у тебя то одно, то другое? Ни разу не выпили еще. Что ты за мужик, что таблетками лечишься? Рюмку прими и все пройдет.— Отстань отец! — Юлька обняла его за плечи. — Это я ему курс лечения прописала. А с тобой я выпью.Палыч продолжал что-то недовольно бубнить, разливая водку.— Ну! За вас, родители! — Юлька подняла хрустальную рюмочку и лихо опрокинула содержимое себе в рот.— Ой, как ты, доча! — Александра Михайловна отпила глоточек и поспешно закусила помидором.Ледогоров усмехнулся про себя. Видела бы мама, как «доча» в подсобке магазина пила водку из граненого стакана, закусывая «Сникерсом», а потом, по пути домой, маршировала строевым шагом, распевая песни военных лет. Юльку, конечно, нельзя было назвать пьющей, но толк в питие она знала и пить умела.— Я с вами мысленно! — поднял он стакан с домашним морсом.— Ешь, Саня! — Александра Михайловна подвинула ему хлеб.Он кивнул и принялся за щи, с ужасом думая о курице. Палыч налил снова.— Я на дачу шифер заказал…— На рынке семена так подорожали…— Мама, я приеду помогу…Небо за окном прояснялось. Ледогоров думал о том, что к Любашеву нужен какой-то хитрый заход, что его как водителя есть на чем «колоть», что с понедельника выйдет Полянский…— Саня, ты поможешь крышу покрыть?— Только если на подхвате. Я никогда не пробовал.… и будет полегче, что хорошо бы успеть с Юлькой сегодня в кино и, что курица в него точно не влезет.— Доча, я тебе носки теплые на зиму связала…— Папа! Хватит наливать уже…— Я семью поднимал, как мужик и должен…Ледогоров вытер пот, вежливо улыбнулся Александре Михайловне и достал сигареты.— Спасибо. Пойду подымлю на балкон.Вдалеке виднелся Ленинский проспект. Из-за соседней пятиэтажки выглядывал угол бывшего кинотеатра «Нарвский», давно раздерба-ненного в аренду различными коммерческими организациями. Становилось жарче и жарче.— Покурим! — Палыч вышел на балкон и потер ладонью шею. — Давай твоих, модных.Ледогоров достал пачку, вглядываясь в его, словно вырубленное из старой древесины лицо и думал, как у такого человека и крайне внешне неброской Александры Михайловны родился такой яркий ребенок как Юлька.— Нравится Юляха? — спросил Палыч, словно угадав его мысли, и затянулся «Винстоном».Ледогоров кивнул. Он вообще не любил говорить о личном. Даже с лучшими друзьями. Даже о мимолетных связях.— Когда женишься? — с обескураживающей простотой продолжил Палыч.Ледогоров молчал. Он всегда понимал, что этот вопрос скоро встанет, но никак не думал, что в такой ситуации.— Ну чего молчишь?— Как решим, — наконец осторожно сказал он.Палыч кивнул, икнув. Ледогоров понял, что он уже немного пьян.— Да это вы сами разберетесь! Ты скажи, на что семью кормить будешь?Порыв ветра всколыхнул листву в метре от балконной решетки. Тонкими струйками сквозь дымку наконец просочилось солнце.— Я, Анатолий Палыч, работаю и зарплату получаю.Тот махнул рукой.— Какая это, на хер, работа? Это служба такая. Как в армии. Работа — это профессия. — Он назидательно покачал перед собой пальцем. — А ты что умеешь делать? С пистолем за шпаной бегать? Какое у тебя ремесло в руках?Ледогоров смотрел на волну листвы почти у себя под ногами. Он сам в прошлом пил достаточно долго и вдумчиво, чтобы теперь пытаться что-то объяснять пьяному.— Молчишь? — Палыч кивнул. — Правильно. А деньги? То, что ты получаешь — это не деньги. Ребенок будет — вообще «звиздец» настанет. Мы, конечно, поможем… — Он хлопнул Ледогорова по плечу. — Я все придумал. Права у тебя есть. Пойдешь к нам в парк. Откроем категорию тебе и вперед. Я уже с Бог-данычем переговорил. Юлька! — Крикнул он в открытую дверь. — Я твоего мужика к нам в парк на работу беру! А то никчемный он какой-то — ни ремесла, ни денег!— Ты чего, отец? Совсем рехнулся? Юлька вышла на балкон. — Ну-ка, иди. Тебя мать зовет!Дождавшись, когда он исчезнет в недрах комнаты, она схватила Ледогорова за руку и, поднеся ее к губам, жадно затянулась его сигаретой.— Уф! Хорошо! Пока родители не видят! Ты что, обиделся? — Она поцеловала его. — Он же перебрал, а когда…Ледогоров погладил ее по голове.— Все нормально. Не переживай. Просто… Просто в чем-то он прав. Хорошо еще не знает, что я «закодированный».Она засмеялась и затянулась еще раз.— Бедненький. Хочешь, я из солидарности тоже пить брошу?Он кивнул.— И есть. Пошли в кино.Она кивнула.— Пошли.— На что ты хочешь?— На то на что ты.— Я первый спросил.— Я уже сказала. Выбирай сам.— Тогда пьем чай и сматываемся.Солнце окончательно прорвало блеклую пленку, ослепительными пятнами сверкая в образовавшихся прорехах. Далеко, вдоль линии горизонта протянулась линия ярко-голубого неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58