– Увы, увы. Не раз я его предостерегала, и вот как печально все кончилось!– От чего вы его предостерегали?«Неужели наконец что-то путное?»– Женщины! – произнесла Прахова с трагическим жестом. – Женщины, девушки – без конца…– Они бывали здесь?– О да, это случалось. Но нельзя сказать, чтобы демонстративно, все-таки он конфузился. Бывало, ничего не успеешь разглядеть: платье мелькнет – и все.«Опять пусто-пусто».– То есть ни одной из них вы не знали.– Помилуйте, я не стремилась к подобным знакомствам! Я предлагала Борису прекрасную партию – внучка моей подруги детства, из благородной семьи, ее дед… впрочем, это не важно.– Возможно, ваша домработница сумеет кого-нибудь описать?Прахова кокетливо погрозила пальцем:– О, как в вас чувствуется детективная жилка! Невольно всплывает в памяти Порфирий Петрович… Вы читали «Преступление и наказание» Федора Достоевского?Токарев нетерпеливо дернулся.– Ах, да, я болтлива, болтлива, но это извинительно – старая одинокая женщина, и вдруг столь интересный собеседник… Настя, Настя!Из-за ширмы прямо рядом с Токаревым возникла хмурая Настя.– Скажи-ка, милая, – обернулась к ней Прахова, – из тех девиц, что посещали Бориса, ты помнишь кого-либо отчетливо?– Слава Богу, нет. А нонешний год вообще не поймешь: все как есть в брюках, волос короткий, вроде девка, а вроде и парень.Решив отбросить окольное кружение, Токарев спросил обеих напрямик:– Кто из мужчин захаживал к Миркину?– О, довольно много каких-то… верно, Настя?– Да уж немало.– Самые разные люди, и, признаться, кое-кто мне очень не нравился – обтрепанные, нетрезвые… но у некоторых был приличный вид, верно, Настя?– Только мне и делов, что их разглядывать, какой у них вид. Пойду я, как бы молоко не сбежало, – и растворилась.– Настя несколько грубовата, – извинилась за нее Прахова. – Тридцать лет она у меня и все, как видите… Так на чем мы остановились?– Вы собирались рассказать о знакомых Миркина, – мобилизовал Токарев остатки любезности.– Да-да, знакомые. Но что же именно рассказать, я, право, теряюсь.– Припомните для начала, кто навещал его чаще остальных.«По-моему, это я уже теряюсь. Сейчас бы действительно кофейку, или даже коньяку рюмашку…»– Если вы имеете в виду друзей, то настоящих друзей у Бориса не имелось, нет, все так себе – приятели, собутыльники. Он не делился со мной, но это как-то ощущается, вы понимаете, ходило сюда много каких-то… и все разные… Месяца три назад зачастил юноша в очках и с окладистой бородой по имени Юра, нет, скорее, Слава… Чрезвычайно странная мода распространилась среди молодежи, вы не находите? Я говорю, Петра Первого на вас нет, он бы всех живо обрил… Этого я видела много раз, и он никогда не вытирал ноги, мне кажется, что он…Зазвонил будильник, последовала процедура приема гомеопатии.Токарев, не скрывая нетерпения, подсказал:– Вам кажется, что он…– Я хочу сказать, что этот юноша вызывал у меня подозрения, это же безобразие – никогда не вытирать ноги… А еще один вечно носил берет, в любую погоду – вероятно, был плешивый – и приходил всегда очень поздно… Говорят, его недавно переехал трамвай.Угнетенный лавиной пустословия, Токарев встал, сделал несколько шагов по комнате, опасаясь задеть какую-нибудь рухлядь.– Кого переехал трамвай, можно не вспоминать.– Да? – Прахова живо поднялась следом и оказалась против Токарева по другую сторону рояля. – Ах, право, так у нас ничего не получится, это мне затруднительно. Перебирать всех посетителей Бориса – никакого здоровья не хватит. Сделайте одолжение, объясните, кто персонально вас интересует, а я расскажу все, что смогу.– Но, Антонина Валериановна, я и пришел за тем, чтобы вы рассказали все, что сможете, – Токареву никак не удавалось захватить инициативу.– Позвольте, я не совсем понимаю. Вы арестовали Бориса за спекуляцию?– Да.– И вы обратились ко мне за помощью, чтобы обнаружить его сообщников? Тех, кто продолжает действовать?– M-м… Нам хотелось бы лучше узнать его окружение. «Все-то ты понимаешь, лукавая старуха, но битый час водишь меня за нос».– Ай-я-яй, молодой человек!.. – укоризненно пропела Прахова. – Простите, ваше имя-отчество?– Михаил Константинович.– Так вот, дорогой Михаил Константинович, не хитрите вы со мной. Мне прискорбно за Бориса, что все так случилось, он был хороший мальчик и даже чувствительный, однажды, помню, я подарила ему канарейку на именины, она скоро погибла от какой-то инфекции, и он неделю ходил как пришибленный. Из-за птички! Он вообще питал слабость к разной живности, но от нее такая грязь, вы понимаете, нельзя было разрешать… Да, так о чем мы говорили? Ах, да, пусть эти люди, которые его погубили, получат свое! Я никогда не занималась доносами, но вам готова помочь от души! – в голосе Праховой взыграл пафос.– Рад слышать, – устало произнес Токарев. Старуха оперлась на рояль, придвигаясь к нему:– Но если вы не хотите быть откровенным, то почему я должна доверять вам чужие тайны?– Вы меня неправильно поняли…– Нет-нет, я вас поняла, вы зачем-то сбиваете меня с толку. Покажите мне фотографии или опишите, кто именно вам нужен. Если я видела, то я тотчас вспомню, у меня отличная память.«Что я принесу Знаменскому? Чем помогу Зиночке с Сережей? Я ни на что не годен, мне не справиться с этой горой в бархатном халате…»Жжение под сердцем усилилось. Миша Токарев в изнеможении сдался и отбарабанил оба словесных портрета.Прахова выслушала с глубочайшим вниманием, ловя каждое слово. Помолчала и поклялась торжественно:– Нет! Определенно нет! Такие люди к Борису не приходили. Мне очень жаль…Токареву оставалась последняя надежда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29