Прахова посерела.И тут донесся смех Зиночки и ее возглас:– Пал Палыч, еще тайник!И опять появился Миша Токарев, неся жестянку.– Мадам, – проникновенным пасторским голосом укорил он, – с вами грыжу наживешь, право слово!Ах, если бы он еще знал о Париже!
* * * Тем временем Томин в аэропорту проделывал свое «просто».Все помещения были грамотно и скрытно прочесаны. (Сказать легко – осуществить хлопотно: в аэропортах, мягко выражаясь, людно.) Убийцу не нашли. Фотографию показали девушкам в кафе, в кассах и всем служащим, бывающим в залах или на выходе к летному полю. Томин снова и снова описывал его внешность, манеры. Люди отрицательно качали головами.– И что теперь? – спросил подполковник милиции, помогавший Томину.«Беда, что мы ничего не знаем. Все предположительно. Он мог явиться сюда ночью, с ходу взять билет и улететь куда угодно. Мог не достать билета и вернуться в город…»– Думаю, он все-таки улетел хабаровским рейсом, – наперекор сомнениям произнес Томин вслух.Хабаровских было два – вчерашний полуночный и сегодняшний рано с утра. Первый должен был вскоре пойти на посадку.– Ведите меня к самому высокому начальству. Поклонюсь в ножки, чай не откажут.Если бы у Томина не было с собой расторгуевских фотографий, неизвестно, как отреагировал бы на него аэрофлотовец в просторном кабинете. Чужое ведомство, чужие заботы, какой-то красноглазый от недосыпа инспектор МУРа… Но наглядное зверство вытряхивает человека из мундира.– Я даю вам связь с обоими «бортами». Приказываю стюардессам вас выслушать. Вы описываете убийцу. Пусть девушки пройдут по салонам, посмотрят на пассажиров. И доложат. Ясно? – требовательно оглядел он Томина и подполковника, словно не они только что изложили ему подобную просьбу.
* * * А обыск продолжался. Чего только не накопит жадный человек за семьдесят лет? Сколько бессмысленного хлама, частью уже истлевшего, поползло из сундуков, коробок и свертков, когда переместились в коридор!..Настя стала повторяться в своих проклятиях, потом и совсем иссякла.– Все, что ли, в комнате-то? Кончили? – мрачно спросила она и начала яростно подметать мусор, вздымая пыль.Прахова, обессиленная, сломленная, полулежала в кресле.– Настя, – застонала она, – там на полу… Это не анакардиум?Настя в сердцах подняла и сунула ей коробочку:– Кончилась ваша гомеопатия! Боренька, Боренька… пригрели змееныша!..– Чем скрести сухим веником, лучше собрали бы хозяйке, что надо, – сказал Токарев.Настя опустила веник. Помолчала, соображая, о чем речь. Поняла.– А что надо? – спросила обреченно.– Ну, белье и прочее… необходимое.Она швырнула веник, приволокла откуда-то огромный и некогда шикарный чемодан и взялась укладывать в него бархатные халаты, домашние туфли, колоду карт…– Такой сундук нельзя, – изумился Токарев.– Завсегда с этим саквояжем ездили!– Но, видимо, в другое место… – хмыкнул Токарев.Зазвонил телефон.От Томина передали одну фразу:«Взят при посадке самолета в Хабаровске».Новость была дороже всего изъятого золота. Беспорядочно пожимали друг другу руки, поздравляли Зиночку, пили хмель победы.И – с новым азартом за работу…Нет, иногда жизнь, несомненно, прекрасна. И дело, которое делаешь, кажется самым нужным на свете.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29