И никто не выкидывает фокусов. Никто не позволяет своему герою оставить в дураках остальных.
Но Рита Харбер ни на секунду об этом не задумалась. На киносъемках режиссер тут же дал бы команду «Стоп!». Но в мыльных операх всегда стараются все снимать с первого раза. Рита это знала, на что и делала ставку.
Алек отступил, полный холодного возмущения, и одарил бесстыдницу самым суровым взглядом, на который только был способен. Рита захлопала глазами. Она явно не ждала подобной открытой враждебности и отступила, сконфуженная.
Амелия тут же, в порыве сочувствия, коснулась руки Изабеллы. Ей известен был суровый нрав Лидгейта и так больно было видеть, что стрелы его гнева направлены на столь невинное и простодушное создание.
Все трое — Амелия, Лидгейт и Изабелла, то есть Алек, Карен и Рита замерли. Согласно сценарию, последний крупный план принадлежал Амелии, но теперь объектив камеры был устремлен на Алека. На лице герцога застыла гримаса холодного отвращения. В следующее мгновение ассистент режиссера замахал в воздухе бумагами: «Снято!»
Рита захлопала в ладоши:
— Правда, здорово? — она ликовала. — Алек, этот твой взгляд… Я насмерть перепугалась. Замечательно!
Карен, в отличие от Амелии, не испытывала сочувствия к Изабелле. Сердито сжав губы, она сурово взглянула на Риту и вышла из декорации.
Рита взмахнула ручкой, указывая на нее:
— Порой женщинам не нравится, когда другая добивается успеха, не правда ли?
Если бы Алек мог тут же удалиться, он смолчал бы, но ему надо было дождаться костюмера, чтобы тот развязал ему галстук.
— Полагаю, она просто подумала, что тебе еще многому надо научиться.
Рита вспыхнула. Алек подставил шею девушке из костюмерной:
— Но разве не ты говорила, что пришла сюда постигать азы мастерства?

«ОЦЕНИВАЯ АВТОРОВ»
«Жизнь мыльных опер». Октябрь, 6
Трудно писать об этом. Но наша профессия — критика, со сценарием «Спальни моей госпожи» явно не все ладно.
Все женские персонажи слишком похожи друг на друга. Не происходит великосветских скандалов, нет и следа бабских дрязг, пусть с поправкой на аристократическое воспитание. К примеру, леди Варлей вот уже много лет любит мужа леди Кортлэнд, но несмотря на это пожилые леди остаются задушевными подругами. По меньшей мере странно… Почему Сюзан не жаждет выцарапать прелестные глазки своей кузине Амелии лишь за то, что у той куча денег, а она сама бесприданница, и никто из-за этого даже не приглашает ее на танец? И Джорджианна должна гореть желанием убить Амелию, потому что та обрушила на нее свое негодование, когда они с Перегрином собирались тайно бежать… Или вы считаете, что с возвращением Трисии Стеклер из отпуска по уходу за бэби их героини должны немедленно броситься друг к другу в объятья?
Эта всеобщая сестринская солидарность очень мила, но в жизни вы никогда не встретите ничего похожего! Что вас удерживает, Дженни Коттон? Почему вы не хотите изобразить женщину такой, как она есть — то есть отчасти сукой?

Через пару дней Рита объявила, что «нащупала характер». Алек понимал, что должен радоваться за нее — ведь он сам так долго искал ключ к образу Лидгейта. Но у него не было уверенности, что образ Изабеллы настолько сложен, что его следовало «нащупывать». Это была стеснительная, застенчивая девочка, охваченная священным трепетом перед обществом, в которое ей предстояло войти. Новая Изабелла была храброй и уверенной, и явно стремилась на самый верх общественной лестницы.
Всей труппе это пришлось не по нраву. «Никогда не знаешь, что она выкинет, — ворчал исполнитель роли лорда Кортлэнда, Мурфилд Томас, еще не сыгравший с ней ни единой сцены. — Будто ходишь по проволоке…» Другие тоже были недовольны: «Что будет, если каждый станет выдумывать отсебятину?» «Почему Дженни так много ей позволяет?»
«Потому, что она все довольно точно подмечает», — отвечал Алек. На самом деле он не хотел, чтобы критиковали Дженни. «Посудите сами, разве не за это мы любим мыльные оперы? К нашему мнению всегда прислушиваются. Дженни разрешила нам с Карен самим изобрести историю отношений наших героев. Почему же Рите нельзя экспериментировать?»
— Потому, что Рита ведет себя по-свински, — отрезала Трина. — А вы с Карен не причиняли никому беспокойства. Рита уже почти такая же нахальная, как моя героиня. — До сих пор у героини Трины было «эксклюзивное право» на дерзость. — Я могу обойтись без любовных приключений, пока разыгрываю комедию. А если комедия кончится, уж лучше быстренько в кого-нибудь втюриться…
В пятницу Рита удачно сымпровизировала заключительную реплику. Это и впрямь было хорошо, и Теренс дал добро.
Во время читки в понедельник, за столом в репетиционной, Трина произнесла те же самые слова. Актеры, которые были на работе в пятницу, насторожились, припоминая.
— Погоди-ка, — сказала Карен. — По-моему, Изабелла уже говорила это на прошлой неделе.
— О чем ты? — Трина в пятницу была дома. Иначе она непременно заметила бы, что Рита украла ее реплику. — Неужели Дженни ошиблась и дважды использовала одну и ту же фразу?
— Нет-нет! — вскочила Рита. Все, кто присутствовал в студии в пятницу, помнили, что она сделала вид, будто импровизирует. Она не имела права свалить все на Дженни. — Это моя вина. Только моя. Получив текст, я сразу же прочитала его, и мне так понравилось… — в ее тоне было больше торжества, нежели раскаянья. — И эта строчка, должно быть, поразила меня, а потом я забыла, где ее слышала… О, Трина, мне очень жаль… Ты наверняка теперь меня ненавидишь!
«Еще бы!» — ясно говорил взгляд Трины. О том, чтобы переснимать материал, отснятый в пятницу, не было и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87