С ней лорд Морган — только он уже не ослепительный изысканный плейбой, столько лет назад соблазнивший Дениз Торн. И лицо у него искажено страхом. Губы искривлены в постоянном уродующем оскале, левый глаз белый, как у вареной рыбы. Неизвестная смотрит, как она же ласкает изуродованное лицо повелителя вампиров, ласково, как любовница, потом погружает клыки ему в горло. Морган поражен — потом напуган, а она высасывает силу его жизни. Он отбивается и хочет вырваться из ее объятий, но бесполезно — конечности уже начинают увядать и гнить. Он вопит и беспомощно машет остатками руки и ног, пока она превращает его в еще живое воронье пугало.
Небо наверху наливается цветом кровоподтека, стежки молний распарывают подбрюшье туч. Удовлетворенная своей работой неизвестная бросает иссушенные останки. Морган больше похож теперь на марионетку, чем на человека. Хотя она высосала из него самую его суть, у повелителя вампиров еще остались силы, чтобы молить о пощаде. Неизвестная смотрит, как сама поднимает ногу и опускает каблук на череп своего сира, обрывая нить зла, протянувшуюся через семь с лишним веков.
Она понимает, что должна испытывать восторг, радость, хотя бы извращенное наслаждение — ведь она как-никак двадцать пять лет разыскивала этого гада, лишившего ее человеческой сути. Но нет чувства конца работы, а есть лишь ярость, кипящий вихрь ярости. Во сне она глядит на кипящее небо, на зловещие грозовые тучи, и вдруг она больше не видит себя. Она смотрит в сердце надвигающейся тьмы и там видит пару глаз. Они кроваво-красные, без зрачков, без белков — просто огромные налитые кровью глаза. И она знает, как всегда знают сновидцы не сказанное во сне, что смотрит она в глаза Другой — вампирской стороне собственной личности, той стороне, что наслаждается чужой болью, радуется страданию врага, упивается жестокостью. Это та сторона ее личности, которой она боится, но без которой ей не выжить.
Другая смотрит прямо на нее, и голос ее сотрясает небеса.
— Берегись.
Неизвестная зажимает уши руками, хотя и знает, что это все во сне.
— Берегись колдуна крови.
Алое исходит из век Другой и начинает литься с неба. Там, куда оно льется, раздается шипение и поднимается пар, как от выкипающей из котла воды. И немного этого плещет на руку, обжигая. Она вскрикивает и отдергивает руку от боли...
А над ней — бледное лицо Райана, и глаза его расширены от страха. Судорожно вздохнув, она выпустила его горло.
— Прости, малыш, — прохрипела она, пытаясь унять дрожь, бившую ее, как наркомана в ломке. — Я... мне, наверное, что-то плохое приснилось.
Мальчик отодвинулся подальше к окну, глядя на нее настороженно и потирая горло. Она застонала, думая про себя, можно ли чувствовать себя хуже, чем сейчас. Скатившись с матраса плавным движением, она подобрала свою кожаную куртку.
— А говорила, что ты не такая, как они! — Осуждение и обида звучали в его хриплом голосе. Как бы ни был он закален на улицах, он был всего лишь ребенком. И очень обиженным.
Неизвестная вздохнула и кое-как расчесала пальцами спутанные волосы.
— Почти всегда, Райан. Я стараюсь держать свою плохую сторону в руках — но иногда она вырывается. И когда так бывает, я не хочу, чтобы рядом был кто-нибудь, кто мне дорог, потому что боюсь сделать им плохо.
Райан наклонил голову и посмотрел на нее:
— А я тебе дорог?
— Да. Да, наверное. Потому что я не хочу делать тебе больно, Райан. Ни сейчас, ни когда-нибудь. Вот почему я пытаюсь вернуть тебе твою мать.
Мальчик бросился вперед, обнял ее за талию, зарылся лицом ей в живот. Несмотря на хрупкое сложение, объятие у него было как у анаконды.
Давно уже ни один ребенок так ее не обнимал. Очень давно. Она улыбнулась и погладила его по голове.
— Ну-ну, не слишком пока надейся. Это еще только предстоит сделать. Мне за много веревочек еще придется тянуть — и мне нужна будет твоя помощь, чтобы все получилось.
— Я сделаю все, что ты мне скажешь! — Райан задрал голову, глядя на нее.
Неизвестная пальцем погладила его по подбородку и взъерошила ему волосы.
— Не сомневаюсь. Ты смелый мальчик, Райан. И чтобы спасти твою мать от Эшера, тебе твоя храбрость понадобится до последней унции. Сегодня мне надо будет передать Синьджону, что собирается делать Эшер, и передавать будешь ты. Не бойся — я взяла с Синьджона обещание, что он тебя не тронет. Ты теперь под его защитой, это поможет тебе, когда меня рядом не будет. Но, чтобы было вернее, надень вот это.
Она сунула руку под футболку и вытащила тонкую серебряную цепочку. На конце висел серебряный крестик, концы его напоминали колючки шиповника. Неизвестная надела крест на шею мальчику, обмотав цепочку дважды, чтобы распятие висело на груди, а не внизу живота.
— Это заговоренное распятие, специально против Своих. Вампиры боятся его больше всего на свете. Никто тебя не тронет, пока оно на тебе.
Райан подошел к окошку — рассмотреть ожерелье при свете гаснущего дня. Неизвестная выглянула в окошко и вспомнила тень, которую заметила перед тем, как залечь.
— Райан, а что это там за здание?
Мальчик выглянул по направлению ее руки, потом пожал плечами:
— Какая-то церковь с чудным названием. Вроде святого Эвереста.
— Там кто-нибудь живет?
— Есть там один старик. Ходит в длинном черном платье, и на груди что-то белое. Клауди говорит, что он чей-то отец, но я с ним никогда никаких детей не видел. Выходит только в винную лавку. Он вроде психа, но не буйный, а как бездомные бывают. Когда я еще спал на улицах, он мне объедки оставлял.
Неизвестная загляделась на колокольню, задумчиво постукивая себя ногтем по клыкам в легком недоумении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72