Винной лавки больше не было — ее скудный запас дешевого пива, вина и крепкого разграблен и сожжен. Отец Эймон проклинал себя за слабость, за страх, за пьянство в попытке спрятаться от себя, если не от своего Бога. Тело его тряслось, язык пересох и стал как наждак. Святые глядели на него из ниш, штукатурные лица выражали немой укор.
— Что мне делать? — вопрошал он Деву Марию. — Чего хочет от меня Господь? Я был свидетелем Его суда — но я в смятении. Должен я помочь этому созданию или уничтожить его? Как мне узнать волю Его? Святая Мария, Матерь Божия, Невеста Небесная — дай мне знак! Утри слезы, потеки кровью — сделай что-нибудь! Что угодно!
Фреска безмятежно улыбалась ему, как было каждый день двенадцать лет подряд, и ничего не говорила, как и в каждый из этих долгих дней.
* * *
— Отец Эймон?
Он обернулся на голос незнакомки, и сведенные мышцы взвыли от резкого движения. Очнувшись, он выглянул в цветной витраж окна — уже наступали сумерки. Он повернулся к гостье, пытаясь не кривиться от боли. Мышцы шеи и плеч закаменели так, что буквально было слышно, как они скрипят.
Неизвестная стояла у ближайшей не перевернутой скамьи, тяжело опершись на нее. Хотя женщина изначально была бледна, что-то ему сказало, что она даже для нежити выглядит нездоровой.
— Вам нехорошо, святой отец?
— Нет, ничего. Простите. Я забылся в молитве. Но вам не следует ходить!
— Трудно было бы с вами не согласиться, — хмыкнула она, отодвигаясь от скамьи. — Но терпеть не могу находиться в клетке. Чувствую себя от этого беспомощной.
Отец Эймон поднялся на ноги, скривившись от боли, когда стало восстанавливаться кровообращение в ногах. Будто на его конечности напала армия бесенят с булавками.
— Я видел вашего друга. Он велел вам не тревожиться — он все сделает.
— Клауди — отличный мужик. Надеюсь только, он не напорется на горилл Эшера. Этот гад уже знает, что в Черной Ложе меня не было. Иначе Синьджон вышвырнул бы меня после первой же гранаты. А Эшер не забывает и не прощает. Я убила его юницу и похитила его невесту. Он моей крови хочет даже больше, чем крови Синьджона.
— Откуда вы все это знаете?
— Назовем это внутренним голосом, — сухо засмеялась она, стукнув себя кулаком в грудь. — Ко мне взывает его кровь, и не откликнуться на зов, не пойти в его твердыню — это забирает те немногие силы, что у меня остались.
— Вам необходимо лечь — вы выглядите как разогретый труп.
Она засмеялась и поправила пальцем очки на переносице. На удивление человеческим жестом.
— Вы умеете сказать девушке комплимент, святой отец. Нет, я лучше побуду с вами — если вы не возражаете. — Она оглянулась, замечая треснувшие витражи, перевернутые скамьи, слои пыли. — Уютно у вас тут. Давно вы здесь?
— Двенадцать лет.
Она кивнула про себя, будто отвечая на собственный вопрос.
— Гм... вы только не поймите меня неправильно, святой отец, — но вы настоящий священник?
Эймон сам удивился собственному смеху.
— Нет, я не обижаюсь — я понимаю, почему вы спрашиваете. Но я действительно священник. Окончил семинарию в 1959 году. — Он поднял глаза на распятие, потом посмотрел на гостью. — Простите, если вопрос слишком личный, но вы были религиозны, когда... ну, до того, как...
— До того, как стала тем, что я есть? — Она задумалась на долгую секунду, потом покачала головой. — Кажется, нет. В том смысле, что ее семья была религиозна, как любой средний американец — то есть не слишком сильно.
— Ее? Это была не ваша семья?
— Это сложная история, святой отец. Видите ли, в 1969 году вампир по имени Морган заманил и изнасиловал семнадцатилетнюю девушку. Сделав свое дело, он выбросил ее из машины на полном ходу голую на улицы Лондона. Ее нашли и доставили в больницу, где она не умерла, а впала в кому. Очнувшись через девять месяцев, она заметила, что переменилась. Она уже не была человеком, но, поскольку ей так и не пришлось умереть, нежитью она тоже не стала. Она оказалась единственной в своем роде: могла ходить при свете дня, могла питаться отрицательными эмоциями окружающих и управлять, ими. Однако эти чудесные способности не дали ей счастья: ей, понимаете ли, не нравилось быть чудовищем. Она изо всех сил старалась не поддаваться поселившейся в ней жестокости и кровожадности. Даже пыталась создать себе семью — своего рода. Только время от времени она срывалась. И потому она посвятила свое существование охоте на того вампира, который лишил ее человеческой сущности, чтобы заставить его заплатить за это.
— И... и она его нашла?
— Нашла, нашла. — Смех ее прозвучал шорохом сухой листвы. — И открыла для себя, что ее любимая пища — кровь вампиров.
— И чем это кончилось?
Незнакомка пожала плечами и криво улыбнулась:
— Пока еще не кончилось, я надеюсь. Ладно, хватит обо мне. Кто такой этот святой Эверхильд?
— Не уверен, что таковой еще существует. Его вычеркнули из святцев где-то в период Второй мировой. Был он ранним английским мучеником, которого викинги разрубили на куски и скормили стаду диких кабанов. Считается, что эти кабаны en masse побросались с обрыва в Северное море. Кажется, он был покровителем свинопасов. Может быть, его выбрали за сходство его мученичества с рассказом о том, как Иисус изгнал беса по имени Легион.
— А что за история у этой церкви? Зачем ее построили на территории Своих?
— Этого я не знаю. История прихода скрыта завесой тайны. Документов о строительстве и освящении церкви нигде нет, но слухи и мифы о ней ходят уже больше ста лет. Говорят среди прочего, что ее воздвигли как вызов силам зла. У этого прихода та репутация, что назначенные сюда священники и монахини постоянно исчезали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72