Он допил виски и налил себе еще, когда она вошла. Векслер дернулся с виноватым видом, расплескав виски на полированную поверхность бара.
– Раймонд! – сказала она ледяным голосом.
Он поставил бокал, попытался улыбнуться, одновременно изобразив внимание. Не помогло. Кэтрин Колесс была не из тех людей, которые умеют принимать плохие новости с хорошей миной.
Она была в персиковом шифоновом неглиже, обшитом по подолу и у выреза страусовыми перьями. Парик был явно надет в спешке. Косметики на ней не было, и злобный интеллект, светившийся в ее глазах, вызвал у Векслера беспокойство. Он вдруг понял, что никогда не видел ее настоящего лица, даже во время коротких сексуальных схваток.
– Наверняка у тебя есть причины разбудить меня в такой час, Раймонд. – Она подошла к столу, и тело ее двигалось под непрозрачным шифоном как призрак. Векслер попытался вспомнить, как она выглядит обнаженной, но не смог. – Ты мог хотя бы позвонить...
– Она сбежала. – Произнеся это, он скривился. Он не собирался так вот выпаливать, но боялся, что Кэтрин заглянет ему в разум. Что угодно, только не это.
Спина ее напряглась, но Кэтрин не обернулась к нему. Векслер ощутил резкий болевой укол, но не знал, это ее работа или просто нервное. Она рассматривала большой портрет Зебулона, лежащий на углу стола. Зебулон стоял рядом с губернатором, и они улыбались в камеру, энергично пожимая друг другу руки. Кэтрин стояла позади мужа, глядя на него с преданностью охотничьей собаки.
– Понимаю. Кто-нибудь знает?
– Кэтрин, она уже убила одного. Это попало в газеты!
– Я не о том спросила.
Векслер покрылся потом, кожа похолодела.
– Дежуривший в то время санитар по имени Хагерти. Но я его уже уволил.
Она резко обернулась. Он знал, что будет плохо, но чтобы так... Гнев придал ее глазам жуткий блеск, как у зверя.
– Боюсь, это не поможет, Раймонд. Я попрошу своих мальчиков... этим заняться.
Векслер открыл рот, собираясь возразить, но она уже была рядом, прижимаясь к нему всем телом. Запах духов оглушал. В голове нарастало давление – это она проникла внутрь. Он подумал, не прикажет ли она ему перестать дышать.
– Боюсь, ты меня подвел, Раймонд. Очень крупно подвел.
Она подняла руку к его лицу, кончики пальцев погладили щеку и ушли под кожу. Она прошла по откосу кости, через толщу мышц, будто сквозь воду тихого пруда. Рябь, которая разошлась по телу Векслера кругами, состояла из боли. Он пытался вскрикнуть, но из разинутого перекошенного рта не донеслось ни звука.
Когда все кончилось, на коже лица Векслера не было ни следа, хотя сведенные судорогой мышцы грозили стереть зубы в порошок. Пальцы Кэтрин Колесс ярко сияли красным.
* * *
Хагерти протер глаза рукой, массируя веки. Четыре часа в архиве микрофишей он выискивал на первых страницах крупнейших газет страны лицо, мелькнувшее во сне, и наконец нашел, что искал.
Лицо улыбалось ему из заметки, датированной 1969 годом. Теперь он понял, почему оно было знакомым.
Дениз Торн.
Та самая Дениз Торн.
Она была единственным ребенком Джейкоба Торна, основателя «Торн индастриз». Чистый доход компании оценивался цифрой от десяти до пятнадцати миллионов, что к моменту ее исчезновения делало Дениз одной из самых богатых девушек мира. Она обучалась в закрытых школах и отдыхала в экзотических местах. Поступление в колледж Вассар было ей гарантировано. И она исчезла с лица земли.
Каждый год одна из служб новостей писала статью об исчезнувших знаменитостях, и определенные имена обязательно всплывали. Судья Кратер, Джимми Хоффа, Амброз Бирс, Д.Б. Купер... и Дениз Торн.
Она летом шестьдесят девятого полетела в Лондон со школьными подругами и нанятым компаньоном. Все они были молодыми богатыми американками, желающими попробовать запретные радости «Развеселого Лондона». Через три дня после прибытия в Хитроу группа решила посетить дискотеку в Челси. Пусть они были несовершеннолетние, но они были богаты, и это компенсировало разницу.
Дениз Торн последний раз видели, когда она говорила с пожилым джентльменом аристократического вида. Ее спутники потом показали на допросах, что имени его не помнят, но он производил впечатление человека из правящего класса. Никто не видел, как ушла Дениз или ее собеседник. Это было 3 августа 1969 года.
Естественным предположением стало похищение, и автоматически подозрение пало на нанятого компаньона. Читая информационные сообщения – целые недели, собранные на один микрофиш, – Хагерти видел, как выходят из себя власти, теряя нить за нитью. Через неделю все версии были отброшены, в том числе насчет компаньона, и разрабатывалась только одна: местные радикальные политические группы, ИРА в особенности. Но полное отсутствие требований выкупа или сообщений о взятии на себя ответственности заставили Скотланд-Ярд бросить и эту версию.
К концу 1969 года дело все еще было не закрыто. Некоторые оптимисты строили предположения, что она сбежала в Индию с шайкой хиппи. Но общее мнение было таково, что Дениз Торн лежит мертвая в канаве или, что более вероятно, гниет в неглубокой могиле где-нибудь на пустоши. К новому 1970 году это уже были устаревшие новости, и газеты занялись сообщениями о более свежих зверствах и загадках.
Хагерти сидел в темноте, смотрел в лицо девушке, исчезнувшей и считающейся мертвой уже более семнадцати лет. Лицо той, кто влезала в его сны. Это была симпатичная девушка. Волосы у нее были причесаны по современной моде: длинные, расчесанные на прямой пробор и сами прямые, как доска. Он попытался наложить на нее черты Сони Блу, и сознание взбунтовалось. Это не может быть одна и та же женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76