Причиной тому — злая воля одного-единственного человека. Того самого, кто отправил ваши души в бесконечное путешествие, украв вашу земную плоть. Этот человек — Заррус.
Никакой реакции. Ни малейшей. Ни проблеска понимания. Талискер попробовал зайти с другой стороны:
— Меня прислала Мелисенда. Она полагает, что вы должны последовать за мной в Сутру и потребовать назад свои тела. Лишь тогда вы упокоитесь в мире.
«Пустота» снова вздрогнула. Сдвоенная фиолетовая молния озарила небо — или что там было над головами за спинами потерянных, освещая ряды бледных, искаженных болью лиц. Талискер беспомощно смотрел на них, не зная, что еще можно сказать.
Тем временем толпа зашевелилась, раздавшись в стороны. Высокий воин выступил вперед и остановился напротив Талискера. Вид его был жуток. Сломанная кость ключицы пронзила горло и торчала из шеи под нижней челюстью. Половина лица воина провалилась внутрь, на месте скулы и виска торчали острые осколки костей. Глазное яблоко свисало из раздробленной глазницы. Талискер громко вздохнул и невольно подался назад.
Мертвец заговорил. Голос его был хриплым, исполненным боли и муки. И более всего ошеломили Талискера не жуткий вид мертвого воина и не его призрачный голос, а его слова.
— Мы не хотим возвращаться, — проговорил мертвец. — И не желаем обретать упокоение.
Почти рассвело. Дети и старики сидели у задней стены шатра, в то время как мужчины и многие из женщин переместились ближе ко входу. Они были готовы сражаться.
Само собой, Лэйк находился среди них. У пленников не было оружия, но одна из старших женщин предложила выворотить из пола камни. Земляной пол в шатре тут же превратился в мини-каньон; люди голыми руками раскапывали землю, выискивая булыжники. Вдобавок мужчины разломали принесенную воинами мебель, и Лэйк получил в свое распоряжение шестифутовый шест, который он соорудил, свинтив вместе две ножки походного столика. Люди, не занятые приготовлениями к схватке, выстроились вдоль стен тюрьмы, чтобы скрыть бурную деятельность от захватчиков. Младшие из детей под руководством Милли запели песенку, слова которой были смутно знакомы Лэйку. В ней говорилось об орлице, которая влюбилась в Солнце. Она подлетела слишком близко, и Солнце обожгло ей перья, отчего голова орлицы навсегда осталось белой.
Вскоре после того, как дети закончили, Родни тоже прекратил свой напев. Этому Лэйк мог только порадоваться, поскольку бормотание старика порядком выводило из себя. Впрочем, никто, кроме него, не обратил на это внимания. Лишь Рене спросила у Родни, отчего тот замолчал. А он ответил, что дети поступили правильно, запев об орлице. И что, черт возьми, это должно означать?..
Лэйку хотелось сказать матери что-нибудь ободряющее. Например, как все изменится, когда они выберутся отсюда… Увы, он не мог подобрать слов. Поэтому просто обнял Рене и звонко поцеловал ее в макушку. Она улыбнулась ему, но тоже не нашлась, что сказать.
— Идут, — прошептал кто-то. — По-моему, там четверо этих, с синим светом, и трое без кожи.
— А сколько солдат?
— Человек шесть. Думаешь, собираются забрать еще кого-нибудь?
Это был сугубо риторический вопрос. Никто не ответил, и толпа замерла в напряженном ожидании. Лишь где-то в углу тихо всхлипывала маленькая девочка.
— Не забудьте: надо дождаться, пока они все окажутся внутри, — прошептал Лэйк.
Войдя, шореты нервно огляделись по сторонам и потянули из ножен мечи. Они были опытными воинами и не могли не заметить повисшего в воздухе напряжения.
— Вперед! — крикнул Лэйк.
В единый миг воцаряется хаос и ад кромешный. Люди швыряют в шоретов камни и комья грязи, и те рефлекторно вскидывают оружие, пытаясь защитить лица и головы. Толпа подается вперед — слишком резко. Лэйка едва не сбивают с ног; он едва умудряется устоять, схватившись за чью-то куртку.
Лэйк подскакивает к человеку без кожи и пыряет его своим шестом. Хорошая тактика. Эти твари почти ничего не весят и не могут противостоять подобным ударам. Лэйк знает, что остальные мужчины тоже сражаются, но нет времени оглянуться, чтобы убедиться в этом. Шореты ошеломлены внезапным напором. Одна из светящихся тварей опрокинута массой насевших на нее людей. Время застыло, стало длинным и тягучим, как патока. С начала схватки прошло только несколько секунд, хотя кажется — часы. Толпа наседает и выдавливает шоретов и тварей из шатра. Бой перемещается на занесенную снегом поляну.
Раздается ружейный выстрел. Как раз в этот момент Лэйку удается насадить лишенного кожи человека на острие палки. Лэйк взмахивает шестом и отшвыривает противника подальше от себя. Из его горла вырывается торжествующий крик.
Слышится второй выстрел — совсем рядом. От грохота закладывает уши, в воздухе разливается острый запах сгоревшего пороха. Один из шоретов валится на колени, зажимая дыру в груди; на его лице проступает удивленное, недоверчивое выражение. Лэйк смотрит вокруг — на дерущихся людей и тварей, которые теперь сражаются словно в полнейшей тишине. Их лица искажены яростью.
Что ж, теперь у пленников появилась надежда. По крайней мере они не сдадутся без боя. Лэйк чувствует прилив адреналина, руки и ноги больше не дрожат. Выскочив наружу, он присоединяется к схватке. Снова идет снег, и на снегу лежат мертвецы — люди и твари. Индейцы превосходят шоретов числом, и воины пугаются.
Мало-помалу возвращается слух; фрагменты звуков, которые Лэйк ни за что не хотел бы услышать снова, врезаются в память. Крики боли, отчаянные проклятия… умирающие повсюду.
Краем глаза Лэйк замечает, что Родни забрался на скалы возле пещеры Мумии и танцует… Старый дуралей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118