– А почему бы и нет? Вполне порядочный малый. Но будь спокоен, он не посмеет.«Чего это они так раскричались?» – думала Элен, глядя сквозь запотевшие стекла на споривших и жестикулировавших мужчин.«Я должен поговорить с сестрой!» – подумал Жюльен все с той же драгунской решимостью.Элен уже не надеялась больше. По своему характеру она была склонна надеяться до последней минуты, а по созданной ею самой системе жизни – не надеялась никогда. И система неизменно одерживала верх над темпераментом.При первой же помехе она решила, что жребий брошен, что сохранить хоть малейшую надежду было бы безумием, даже больше того – преступлением. Она не страдала он уязвленной гордости. Мелкая злоба во всех ее проявлениях несовместима ни с подлинной страстью, ни с благородством натуры.Но поскольку высшая преданность состоит в умении вовремя отойти от любимого существа и поскольку Элси немало своих молодых раздумий посвятила разрешению этого вопроса, то ныне она в равной мере чувствовала себя и связанной с Жозефом на всю жизнь и готовой освободить его от себя, если она хоть чуть ему в тягость.Надо сказать, что до Зимлера Элен еще никогда в жизни не встречала людей, целиком отдававшихся какому-нибудь делу. Тем гибельнее была боль, которую должна была испытать, отказываясь от счастья, такая женщина, как Элен – сама молодость, бурлящая соками жизни.Посещение Зимлеров, один-единственный взгляд, который она, дочь бывшего фабриканта, бросила на эту фабрику – неумолимого, глухого ко всему молоха, – решил все. Она запомнила, навсегда запомнила ту встречу. Элен знала теперь, что разделяет их, знала, какой ценой купил бы он свое счастье с ней. Подводя этот жестокий итог, она упустила только одно: ее, Элен, отделяло от Жозефа не меньшее расстояние и не меньше помех, чем Жозефа от нее.Когда члены семьи Лепленье сидели за кофе, Жюльен и в самом деле коснулся этого вопроса.– Знаешь ли, дорогая, – сказал он с не оставлявшей его в трудные минуты чисто драгунской откровенностью, – по городу о тебе ходят нелепые, я бы сказал, даже гнусные слухи. Надеюсь, ты разрешишь мне исхлестать в кровь физиономию первого же подлеца, который осмелится заговорить при мне о твоем браке с этим… как его… Зимлером?– Не думаю, чтобы господин Зимлер имел такие намерения, – возразила Элен. – Но если он в один прекрасный день сделает мне честь своим предложением, тогда я попрошу тебя объяснить, что препятствует браку Жозефа Зимлера с дочерью господина Лепленье. Мне любопытно будет это узнать…Она захлопнула книгу и ушла к себе, оставив в столовой сраженного изумлением брата и господина Лепленье, переходящего от самого неумеренного веселья к весьма неумеренному негодованию. II «Руби якорный канат! – прорычал вдруг Джонатан Корсар, осыпая чудовищными проклятиями юного своего помощника, кавалера де Линдэ, и не спуская с него глаз. – Руби, говорят тебе, якорный канат! Так оно будет лучше Для брига, да и для тебя самого».Маневр, рекомендуемый в столь энергичных выражениях «Голландским пиратом», нашел тем более восторженный отзвук в душе юного читателя, что странное судно Зимлеров, на котором Жюстен плавал юнгой, неоднократно осуществляло эту операцию. Маневр был испытанный. И хотя мгновенная слабость Жозефа, который чуть было не бросил якорь в тихой гавани Пасс-Лурдепа, стала теперь полузабытым воспоминанием, все же командиры «Торгового дома Зимлера» не раз перерубали якорные канаты.Ничто не мешало всему вандеврскому флоту последовать этому благому примеру, но фабриканты сукна предпочитают отстаиваться в спокойных водах. Ну что ж, всякому свое!Бриг Зимлеров пускался в плавание в любую погоду, ставя под угрозу судьбу всего экипажа, – здесь никто по считался с боем склянок, здесь не покидали палубы, не дремали на вахте и возвращались домой, только когда вода уже захлестывала судно и нос тяжело груженного корабля зарывался в прибрежный песок.На другой странице «Голландского пирата» Джонатан Корсар обращался к своему бесстрашному, но изящному и чувствительному помощнику со следующими словами:«Итак, птенец, ты решил вернуться в родные края, дабы вступить в брак? Как знаешь! Но я в тот же день вычеркну тебя из состава нашей команды. А я-то думал, что ты настоящий корсар. Подруга моряка – рыбачка, а пирату подруга – смерть. Ты мне не друг отныне!»Что же удивительного, что после сто семьдесят третьей золотообрезной страницы «Голландский пират» вдруг перестал интересовать юного читателя, то есть с того самого момента, когда кавалер де Линдэ под влиянием благочестивой и благодетельной мадемуазель де Сэн-Люн покидает пиратский бриг, становится верным слугой короля, ведет его фрегат против корсаров и хладнокровно наблюдает, как на горящем корабле гибнут, богохульствуя и кляня его, бывшие товарищи по разбою.В четырнадцать лет Жюстен уже знал, что в действительности подобные вещи происходят не совсем так – во всяком случае, не так захватывающе интересно, как в начале истории о корсарах, но зато и не так скучно, как в конце ее. Чтобы убедиться в этом, достаточно было поднять глаза: прямо перед окном высилось трехэтажное кирпичное здание новой прядильной, свежепокрытое ослепительно белой известкой. А стоило немножко высунуться и взглянуть налево – и метрах в двухстах паутина лесов и визг лебедок вполне недвусмысленно говорили о расширении главного здания фабрики. Бригу повезло. Он ушел в открытое море один, а назад вернулась целая эскадра.– Жюстен! – раздались детские голоса.– Ютьен! – пропищала самая маленькая. Дверь задрожала под ударами ног. Кавалер де Линдэ положительно становился нелюдимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115