Завершился процесс подбором двух пар очков в
черепаховой и стальной оправе, с помощью которых оттенок глаз полностью
соответствовал описанию в двух паспортах.
Когда с фотографиями было покончено, они были аккуратно вклеены на
соответствующие места, и под большим увеличительным стеклом были
поставлены перфорированные штампы, в точности соответствующие штампам для
заграничных паспортов, используемых Госдепартаментом. После этого Кактус
протянул все три паспорта Веббу для одобрения.
- Они выглядят намного естественней, чем были до этого.
- Я немного поработал над ними, короче говоря, увеличил их "возраст".
Ведь паспорт не должен выглядеть как сияющий, только что отпечатанный
доллар.
- Ты проделал адскую работу, мой старый приятель. Мы знакомы с тобой
столько лет, что я сбился со счета. Что я должен тебе?
- Ну, черт возьми, я даже не знаю, что и ответить на это. Ведь я
ничего особенного не делал, и, главное, удобно ли это? Ведь насколько я
понимаю, сейчас ты не на службе у Дяди Сэма.
- У меня очень хорошая работа, Кактус.
- Ну, хорошо, пятьсот долларов будет достаточно.
- Ты можешь вызвать мне такси?
- Это займет слишком много времени, да и тебе одному будет сложно
выбираться отсюда. Мой внук уже ожидает тебя и отвезет туда, куда ты
скажешь. Он такой же, как я, он не задает лишних вопросов. И я вижу, что
ты торопишься, Дэвид, я чувствую это. Пойдем, я провожу тебя к выходу.
- Спасибо, я оставлю деньги вот здесь, на столике.
- Хорошо, хорошо, Дэвид.
Вынимая деньги, он повернулся спиной к старому фотографу, отсчитал
шесть банкнот по 500 долларов и положил их на то место, где падала резкая
тень от отражателя. Дэвид мог бы оставить и больше, но понимал, что это
может обидеть его старого друга.
Он вышел из машины, не доезжая нескольких кварталов до отеля, чтобы
внук Кактуса не был связан относительно точным адресом во избежание
каких-либо неприятностей. Случайно оказалось, что этот молодой человек
заканчивал Американский Университет, и, хотя он очень любил своего деда,
но к некоторым его занятиям относился с недоверием и тревогой.
- Я, пожалуй, выйду здесь, - сказал Дэвид, когда они очутились в
относительно свободном для остановки машины месте.
- Хорошо, - спокойно ответил молодой человек. Его интеллигентные
глаза показывали, что он испытывает некоторое облегчение. - Я понимаю, что
здесь удобнее.
Вебб взглянул на него.
- Почему ты делаешь это? Я имею в виду, что для человека,
собирающегося стать юристом, немного противоестественно даже находиться
около тех дел, которыми занимается Кактус.
- Действительно, это выглядит не лучшим образом, сэр. Но ведь и вы
должны понять меня. Этот уже старый человек сделал столько доброго для
меня, что я ни в чем не могу отказать ему. И, кроме того, сэр, он сказал
мне кое-что еще. Он сказал, что для меня будет большая честь, если я
встречусь с Вами, и, может быть, через несколько лет он расскажет мне,
какого человека я вез в своем автомобиле.
- Я надеюсь, что вернусь чуть-чуть пораньше и тогда сам расскажу тебе
о себе. У меня нет особых заслуг, но возможно, что мой рассказ может
заинтересовать будущего юриста и с точки зрения закона.
Вернувшись в отель, Дэвид приступил к последним приготовлениям. Он
отобрал несколько костюмов, рубашки, просмотрел белье, обращая внимание на
фирменные метки, и все необходимое уложил в дорожную сумку. Среди прочих
вещей, привезенных из Мэна, были и два крупнокалиберных пистолета. Оружие,
какая бы необходимость в нем ни была, нельзя было брать с собой: ни в
одном аэропорту он не сможет миновать специального контроля, и на этом вся
его операция будет закончена. Поэтому разобранные части должны быть
приведены в негодность и выброшены в канализационный колодец. Оружие он
найдет в Гонконге. С этим, как он был уверен, больших трудностей не будет.
Теперь оставалось самое тяжелое. Он должен заставить себя сесть за
стол и еще раз вспомнить все, о чем говорил Эдвард Мак-Алистер и что
возражала ему Мари, тем ранним вечером в их доме, недалеко от
университетского городка. Дэвида до сих пор не покидало ощущение, что
какие-то детали разговора ускользнули от него в тот момент, когда
откровения и конфронтации во время разговора сменяли друг друга, как волны
прибоя.
Наконец он взглянул на часы. Была уже половина четвертого. День
заканчивался быстро и напряженно.

Конклин резко поставил стакан с остатками имбирного пива на
обшарпанную и грязную стойку бара в питейном заведении на Девятой улице.
Он был здесь регулярным посетителем по одной простой причине, что ни один
из людей его круга никогда не открывал этой невзрачной стеклянной двери.
Здесь была определенная свобода поведения, которая отнюдь не смущала его и
вызывала даже некоторый интерес. Как только он переступал знакомый порог,
то немедленно снимал галстук, за что снискал определенное уважение у
других завсегдатаев, и, хромая, проходил к одному и тому же стулу, около
автомата с китайским бильярдом. И когда бы он ни появился, его неизменно
ожидал стакан, на два пальца наполненный бурбоном, а кроме того, бармен,
который был и владельцем этого заведения, не возражал против того, что
Алексу часто звонили по телефону, находящемуся в старой, покосившейся
кабине, расположенной у соседней стены. Это и был его "абсолютно
стерильный номер", по которому только что раздался очередной звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172