Это был невысокого роста брюнет, сдержанный и спокойный.
Я ответил на его приветствие.
— Ну как, выяснили вы, что думают заключенные?
— Так точно, господин штурмбанфюрер. Все именно так, как вы и предполагали. Им и в голову не приходит, для чего предназначаются сооружения.
— А эсэсовцы?
— Они думают, что это бомбоубежища, и окрестили их «бункерами». А еще, поскольку сооружения одинаковые, их называют «бункерами-близнецами».
— Очень хорошая мысль! Так и будем впредь называть их.
Помолчав немного, Пик сказал:
— Маленькая неприятность, господин штурмбанфюрер. По плану четыре лифта, подымающие людей из «душевой», будут доставлять их в большой зал — будущий зал печей... И зал этот, конечно, не имеет выхода. Один из архитекторов удивился. Ясно, он же не знает, что в этом помещении будут установлены печи и что через них-то... — Пик криво усмехнулся, — люди и будут выходить.
— А что вы ответили ему? — спросил я.
— Что я тоже не понимаю, в чем дело, но таковы указания, полученные нами.
Я кивнул, бросил на Пика многозначительный взгляд и сказал:
— Если этот архитектор снова начнет задавать вопросы, не забудьте мне доложить.
Пик понимающе взглянул на меня. Я направился на строительную площадку. Там в это время как раз формовали из бетона трубы, предназначенные для соединения подземных газовых камер с поверхностью земли.
Эти трубы должны были выходить на внутренний двор и закрываться герметической крышкой. Вот как, по моей мысли, все будет происходить: как только заключенные войдут в газовую камеру, их там закроют, несколько эсэсовцев с коробками кристаллов зайдут во двор, наденут противогазы, откроют трубы, засыплют в них кристаллы и снова завинтят на трубах герметические крышки. После этого эсэсовцам останется лишь снять маски и закурить, если они того пожелают.
— Плохо то, — сказал Пик, — что кристаллы рассыплются прямо по полу камеры. Вы ведь помните, конечно, что Зецлер как раз указывал на это неудобство во временной установке.
— Да, да, помню.
— Дело в том, что люди, падая, накрывают собой кристаллы, и газ тогда выделяется значительно хуже.
— Верно.
После паузы Пик немного подтянулся и сказал:
— Господин штурмбанфюрер, разрешите внести предложение?
— Разумеется.
— Можно было бы продолжить трубы до самого пола камеры полыми колоннами из листового железа и в них просверлить отверстия. Тогда кристаллы, заброшенные в трубы, останутся внутри колонн и газ будет поступать в камеры через эти отверстия. И, следовательно, трупы не будут мешать выделению газа. Я вижу при таком способе два преимущества: во-первых, экономия времени, во-вторых, экономия кристаллов.
Я задумался.
— Мне кажется, это прекрасная мысль, — наконец сказал я. — Скажите Зецлеру, чтобы он попробовал сделать так в одной из камер временной установки. В другой пока ничего не меняйте. Это даст нам возможность сравнить и определить экономию кристаллов и времени.
— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер.
— Если результат окажется значительным, мы применим этот способ и в бункерах.
Я посмотрел на Пика. Он был немного ниже меня ростом, говорил только тогда, когда к нему обращались, был сдержанным, корректным, рассудительным. Пожалуй, я недостаточно ценил его до сих пор. Помолчав немного, я сказал:
— Что вы делаете на рождество, Пик?
— Ничего особенного.
— Мы с женой устраиваем небольшой вечер и были бы рады видеть у себя вас и фрау Пик.
Я впервые приглашал его к себе. Его бледное лицо слегка порозовело.
— Конечно, господин штурмбанфюрер, — сказал он, — мы будем очень...
Я видел, что он не знает, как закончить свою фразу, и добродушно перебил его:
— Значит, мы ждем вас.
В канун рождества, сразу после полудня, Зецлер попросил меня принять его. После нашего последнего разговора наши отношения внешне не изменились, но видел я его очень мало и только по служебным делам.
Он приветствовал меня поднятием руки, я ответил на его приветствие и предложил ему сесть. Он покачал головой.
— Если позволите, господин штурмбанфюрер, я постою. Я буду краток.
— Как хотите, Зецлер.
Я посмотрел на него. Он сильно изменился: стал еще больше сутулиться, щеки у него ввалились. Меня поразило выражение его глаз. Я мягко спросил:
— В чем дело, Зецлер?
Он глубоко вздохнул, открыл рот, как будто ему не хватало воздуха, но ничего не ответил. Он был бледен как мел.
— Может, вы все же сядете? — сказал я.
Он снова мотнул головой и тихо проговорил:
— Благодарю вас, господин штурмбанфюрер.
Прошло несколько секунд. Высокий, сутулый, он неподвижно застыл, уставившись на меня лихорадочными глазами. У него был вид призрака.
— Так в чем же дело? — повторил я свой вопрос.
Он снова глубоко вздохнул, сжал челюсти и еле слышно сказал:
— Господин штурмбанфюрер, имею честь просить вас переслать рейхсфюреру СС мой рапорт об отчислении меня на фронт.
Он вынул из кармана рапорт, развернул, словно автомат, сделал два шага вперед, положил его на стол, отступил на два шага и стал навытяжку. Я не притронулся к бумаге.
— Я перешлю ваш рапорт, но с отрицательной резолюцией, — проговорил я.
Он несколько раз моргнул, кадык на его тонкой шее поднялся и опустился — и это все.
Щелкнув каблуками, он повернулся по уставу и направился к двери.
— Зецлер!
Он обернулся.
— До вечера, Зецлер.
Он посмотрел на меня блуждающим взглядом.
— До вечера?
— Вы забыли, что моя жена пригласила вас и фрау Зецлер на елку?
Он переспросил:
— На елку? — И вдруг усмехнулся. — О нет, господин штурмбанфюрер, я не забыл.
— Мы рассчитываем видеть вас сразу после вашего дежурства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95