Я посмотрел на него в упор. Голубые глаза его помутнели, и он сказал:
— Не могу знать, господин штурмбанфюрер.
— Но у вас все-таки есть на этот счет какое-то мнение?
Наступило молчание, затем Луек медленно произнес:
— Можно высказать два предположения: или самоубийство, или несчастный случай. — Он продолжал еще медленнее. — Лично я думаю...
Он запнулся, и я продолжил за него:
— ...что это несчастный случай.
Он поспешно подхватил:
— Да, да, я думаю, что это несчастный случай.
Я снова сел за стол и отстукал на машинке: «По-моему, это несчастный случай».
— Подпишите, пожалуйста, ваш рапорт, — сказал я.
Луек обогнул письменный стол, я протянул ему ручку, и он, даже не давая себе труда прочесть, подписал бумагу. Я снял телефонную трубку:
— Говорит комендант. Пошлите сюда моего шофера.
Я повесил трубку, и Луек отдал мне ручку.
— Вы поедете на машине за Хагеманом и лагерным врачом. Хагеман сейчас у меня. Ни слова в машине о том, что произошло.
— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер.
Он уже был у дверей, когда я окликнул его:
— Вы обыскали тело?
— Я не мог себе этого позволить, господин штурмбанфюрер.
Я сделал ему знак, и он вышел. Закрыв за ним дверь, я нагнулся и обыскал Зецлера. В левом кармане кителя лежал конверт на мое имя. Я вскрыл его. Письмо было отстукано на пишущей машинке и составлено по всей форме:
Коменданту КЛ Освенцим,
штурмбанфюреру СС Лангу
от оберштурмфюрера СС Зецлера.
КЛ Освенцим
Я кончаю с собой потому, что больше не в состоянии выносить этот ужасный запах горелого мяса.
Р. Зецлер,
оберштурмфюрер СС.
Я выбросил окурки из пепельницы в корзину для бумаг, положил в пепельницу письмо с конвертом и поднес зажженную спичку. Когда вся бумага превратилась в пепел, я поднял штору, открыл окно и развеял пепел по ветру.
Вернувшись к письменному столу, я сидел минуту, ни о чем не думая. Затем вспомнил о револьвере Зецлера, вынул его из своей кобуры и положил в ящик стола. Я внимательно осмотрел один за другим все ящики и наконец нашел то, что искал, — бутылку водки. Она была едва начата.
Я встал, вылил две трети бутылки в раковину, облил спереди, около самого ворота, китель Зецлера водкой, открыл кран умывальника и спустил воду, закрыл бутылку и поставил ее на письменный стол. В ней оставалось еще немного водки.
Отодвинув дверную задвижку, я закурил сигарету, сел за письменный стол и стал ждать. С того места, где я сидел, тела Зецлера не было видно. Взгляд мой остановился на его шинели. Она висела на вешалке справа от двери. На спине она топорщилась — Зецлер сутулился.
В коридоре раздались шаги. Первым, с бледным, взволнованным лицом, вошел Хагеман, за ним — лагерный врач гауптштурмбанфюрер Бенц. Последним, возвышаясь над ними на целую голову, следовал Луек.
— Но как же?.. Как же это?.. Не понимаю... — забормотал Хагеман.
Бенц нагнулся, приподнял веки покойного и покачал головой. Выпрямившись, он снял очки, протер их, снова надел, провел рукой по своим блестящим седым волосам и молча сел.
— Можете идти, Луек, я позову вас, если будет нужно, — сказал я.
Луек вышел, Хагеман не шелохнулся. Он все еще не мог оторвать глаз от распростертого на полу тела.
— Слов нет, это большое несчастье, — сказал я и продолжал: — Я прочту вам рапорт Луека.
Я заметил, что все еще держу в руке сигарету, и почувствовал неловкость. Отвернувшись, я поспешно придавил ее в пепельнице.
Зачитав рапорт Луека, я обратился к Бенцу:
— А ваше мнение, Бенц?
Бенц взглянул на меня. Ясно было, что он все понял.
— По-моему, — сказал он, — это несчастный случай.
— Но как же?.. Как же это?.. — растерянно забормотал Хагеман.
Бенц указал пальцем на бутылку водки.
— Он хватил немного лишку по случаю праздника, пошел завести мотор, морозный воздух одурманил его, он потерял сознание — и уже не проснулся.
— Не понимаю, — сказал Хагеман. — Обычно он почти не пил...
Бенц пожал плечами.
— Понюхайте.
— Но все же, если мне будет дозволено, — запыхтел Хагеман, — здесь что-то не так... Что-то странное... Почему Зецлер не вызвал, как всегда, шофера? Чего ради он сам взялся заводить машину...
Я с живостью заметил:
— Вы же знаете, Зецлер никогда ничего не делал, как все люди.
— Да, да, — отозвался Хагеман, — это был, так сказать, музыкант.
Он посмотрел на меня и поспешно добавил:
— Разумеется, я тоже думаю, что это несчастный случай.
Я встал.
— Поручаю вам отвезти фрау Зецлер домой и известить ее о случившемся. Возьмите машину. Бенц, я хотел бы иметь завтра утром ваш рапорт, чтобы присоединить его к своему.
Бенц поднялся и кивнул головой. Они вышли, я позвонил в лазарет, чтобы прислали санитарную машину, и, сев за письменный стол, начал составлять рапорт.
Как только санитары вынесли труп, я закурил сигарету, открыл настежь окно и снова сел за машинку.
Немного погодя я снял телефонную трубку и позвонил оберштурмфюреру Пику на квартиру. Мне ответил женский голос. Я сказал:
— У телефона штурмбанфюрер Ланг. Не могли бы вы позвать мне вашего мужа, фрау Пик?
Я услышал стук трубки — ее положили на стол — и звуки шагов. Шаги удалились, где-то хлопнула дверь, мгновение было тихо, затем внезапно холодный, спокойный голос произнес совсем рядом со мной:
— Оберштурмфюрер Пик слушает.
— Я не разбудил вас, Пик?
— Никак нет, господии штурмбанфюрер. Мы только что вернулись.
— Вы уже в курсе дела?
— Так точно, господин штурмбанфюрер.
Я продолжал:
— Я вас жду завтра в семь часов утра в своем кабинете.
— Ровно в семь я буду у вас, господин штурмбанфюрер.
— Я намерен перевести вас на другую работу.
Наступила небольшая пауза, и голос Пика произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95