— Вас я не знал, а рисковать не имел права. Вы показались мне с первой встречи человеком, которым следует заняться. Но вы не знали всех мерзостей колониальной жизни. Теперь вы прошли хорошую школу у Волкова, а потом в банке. Я никогда не упускал вас из вида и давно собирался поговорить, но вы были слишком заняты дочерью хозяина завода.
— Теперь с этим покончено, Николай Иванович, поверьте мне. Теперь я хочу быть самим собой. Хочу быть честным. И я буду таким. Я хочу учиться у вас.
— Вам нужно учиться не только у меня, но и у жизни. Надо закончить учение. Образованные люди нам нужны очень в борьбе.
Лазарев остановился, пожал ему руку.
— Город близко, нас не должны видеть вместе. Расстанемся. Но вы заходите ко мне вместе с Еленой Викторовной, и почаще.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
К началу осени жизнь в колонии стала оживляться.
С заграничных и отечественных курортов возвращались к сезону раздобревшие коммерсанты. Съезжались представители российских и иностранных фирм. Во всех торговых заведениях ханства замелькали вояжеры в живописных пробковых шлемах, в кожаных крагах с браунингами в кобурах, скрытых под тужурками.
Спешно устраивались пробные пуски хлопкоочистительных заводов, ремонтировались конторы, склады. В магазинах и лавках освежались товары, обсиженные мухами за лето. На полках запестрели линючие ситцы, полосатый тик, разноцветные головные платки; витрины магазинов набивались дешевыми зеркальцами, роговыми и деревянными гребнями, ярко окрашенной карамелью из патоки.
Гужевая контора Шарифбая работала до поздней ночи: с пристаней на склады перебрасывались мануфактура, чай, сахар, пшеница, керосин.
Базары были полны слухов об огромном урожае хлопка в Фергане, в Бухаре, в Америке, говорили о падении цен на волокно в Москве. За хлопок нового урожая, который небольшими партиями поступал на базары, предлагались низкие цены.
Все это создавало тревожное настроение у дехкан. Хлеба было мало, цены на него росли. Два года назад ханство пережило сильный голод, вызванный налетом саранчи. Опасаясь повторения голода, дехкане броса-
лись в поиски денег, запродавали хлопок, рабочий скот, запасались пшеницей. Они не могли знать, что низкие цены на хлопок и эти слухи о высоких его урожаях фабриковались самими промышленниками. Коммерсанты всеми этими мерами побуждали дехкан запродавать вперед урожай хлопка.
Волков в этом году не ездил на курорт. Он лихорадочно готовился к большому хлопковому сезону, строил многочисленные пункты приема хлопка, арендовал амбары для хранения сырца. Договор на очистку сырца он заключил с Мешковым.
Тучный хлопкозаводчик смеялся, подписывая выгодный для себя договор. В Волкова-хлопкопромышленника не верил.
— Для чего тебе этот договор, дядя Арсюша?— говорил он, качая большой головой.— А вдруг ты хлопка не купишь? Ты лучше бы свой завод построил.
— Чего же мне его строить, я готовый куплю. Мне, вот твой завод нравится. Может, продашь?— спрашивал Волков.
Мешков изумился.
— Ты что, меня за дурака считаешь?
— А разве ты умный, Егорушка? За меня беспокоишься, а о себе и не подумаешь. Ты вон, говорят, чуть не сто вагонов волокна продал в Москву? А вдруг не купишь? Тогда неустойка, и прошай завод.
Но намеки Волкова мало тревожили самоуверенного заводчика.
Работа банка разгоралась. Кисляков с чувством глубокого удовлетворения говорил Григорию, подбивая итоги ежедневной оборотной ведомости.
— Вы теперь можете наглядно убедиться в значении банковской системы в хозяйстве империи. Операции наши увеличиваются, все новые фирмы открывают кредиты. А ведь деньги эти пойдут в помощь дехканам, в сельское хозяйство.
Кисляков шуршал бумагами и с гордостью читал Григорию названия фирм и суммы открытых им кредитов.
Он упоминал имена хорошо известных в Фергане коммерсантов Або Мавашева, Симхаева, Потеляхова.
Эти крупные коммерсанты имели отделения в ханстве. Мелкие ростовщики в прошлом, они сказочно раз-
богатели на разорении многих тысяч дехканских хозяйств. Целые уезды Ферганской долины находились в тяжелой зависимости от них.
И русские и хивинские коммерсанты боялись их конкуренции. Генерал Гнилицкий препятствовал их въезду в ханство. Волков как-то однажды показывал Григорию копию письма генерала хивинскому хану. Гнилицкий писал: «Ко мне обратились бухарские евреи Пинхасов и Борухов за разрешением на въезд в ханство. Я, конечно, отказал им. Прошу и ваше высочество не разрешать им въезд. Помните, если в ханстве появится два еврея, то они потянут за собой двести...».
Но это запрещение не препятствовало ферганским коммерсантам работать в колонии, пользоваться кредитами в банке. Они давали взятки министрам хана, чиновникам генерала Гнилицкого, добивались въезда под видом ремесленников: зубных техников, ювелиров, часовых дел мастеров.
Григорий рассеянно слушал Кислякова. Он давно потерял чувство уважения к нему. За его громкими фразами он научился видеть узко личные интересы. Неспособный к крупным коммерческим делам, Кисляков с помощью Волкова стремился встать во главе потребительского общества. Они давно собрали паевой капитал, но с открытием торговли медлили, опасаясь провала кандидатуры Кислякова...
Лицо Кислякова внезапно приняло озабоченное выражение, он задумчиво забарабанил пальцами по столу.
— Меня одно смущает, Григорий Васильевич. Обилие денег в кишлаке и этот переход от полуголодной жизни к сытой на некультурные народы обычно действует развращающе... Вы слыхали? Дехканами тяжело ранен приказчик Мешкова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98