Переломил другую ветку, надкусил кончик, тоже бросил... Хаиткулы молча следил за ним, а Палта Ачилович перешел на другой конец беседки и сломал еще один стебель. Потом вышел во двор, отломал несколько сухих веточек от яблони и от абрикосового дерева, вернулся к Хаиткулы.
— Видите, что это такое! Дрова! Зима нас обманула, и мы остались без фруктов. А если бы мы заранее побеспокоились о наших насаждениях, этого бы не случилось... Вот что меня мучает больше всего, вот отчего болит душа!
Пиримкулы Абдуллаев, как от него потребовали, вернулся в гостиницу в два часа. Все сведения о Ялкабове были частично записаны им на листке бумаги, частично он запомнил их со слов тех, кого успел расспросить.
Втроем они сели вокруг того же письменного стола, и участковый, заглядывая в листок, стал рассказывать все, что узнал об интересовавшем следствие человеке. Палта Ачилович записывал за ним.
«Худайберды Ялкабов. 1939 года рождения. Десятилетку закончил вместе с Бекджаном Веллековым. В 1956—57 годах учился на шоферских курсах в г. Керки. В ноябре 1957 года устроился шофером в колхоз. Его отец, Ялкаб Джума, был бригадиром колхозной бригады № 1, умер в 1957-м. В начале февраля 1958 года Худайберды женился на дочери Най-мираба — Назлы. Но на другой же день после свадьбы ее отвезли домой, и с тех пор он не женат. (Уто-
чнить: почему? — Примечание П. А. Ачилова.) В 1959—62 годах служил в рядах Советской Армии. После демобилизации вернулся на прежнюю работу. Должность — шофер 1 класса. Дело знает хорошо.
Характер очень вспыльчивый. Не так давно бросился на заведующего гаражом с гаечным ключом. Это рассказали работники гаража. По словам его бывшего учителя, он часто дрался с товарищами.
Хемейное положение: мать и трое младших братьев. Двое женаты и живут отдельно. Самый младший, Овлякулы, учится в Ашхабаде в сельхозинституте,
Худайберды Ялкабов сейчас повез груз на отгонные пастбища. Должен вернуться через пять-шесть дней...»
Палта Ачилович, кончив писать, передал составленный им документ Хаиткулы. Тот, не читая, сунул его в ящик стола.
— Как только вернется, вы его сразу вызовете сюда, ладно, Пиримкулы-ага?.. Впрочем, поглядим. Может быть, сходим к нему домой...
Хаиткулы прочитал все протоколы допросов, проведенных Палтой Ачиловичем, .но не нашел ничего заслуживающего внимания уголовного розыска ни в показаниях учителя Шукурова, ни в записи рассказа Гуйч Эйе. Включили магнитофон.
Записанная на пленку беседа показалась Хаиткулы интересней протоколов. Особенно заинтересовал его перекрестный разговор, возникший после того, как Палта Ачилович спросил: «Бекджан и раньше употреблял спиртное?»
«А б р а й Ш у к у р о в. Нет, я никогда не видел. Даже на выпускном вечере не могли заставить его выпить фужер шампанского.
Гуйч Эйе. Хавва, никогда в жизни не слыхал, чтобы Бекджан напился или с кем-то выпивал даже по-дружески... Но в этот вечер он был выпивши, и выпивши крепко.
Ачилов. Вы вдвоем вышли из дома учителя?
Гуйч Эйе. Вдвоем.
Ачилов. Если вы шли вдвоем, вы должны были разговаривать. О чем был. разговор?
Гуйч Эйе. Хавва, да нет же, ни о чем мы не говорили... Вот х>н до сих пор у меня в глазах: идет, голову опустил, совсем сутулым стал. Точно помню: был он чем-то подавлен; есть люди, которые в. беде замыкаются в себе, и все. тут! Ни за что их не заставишь говорить. Так им легче перенести горе. А какое у него было горе? Кто знает? Хотел
у него спросить, почему он такой грустный, точно помню... но шайтан не дал спросить. Так и шли молчком. Потом Довлетгельды-фельдшер и Худайберды-шопур меня заняли беседой...
Ачилов. Вы раньше, когда следствие началось, о том, в каком состоянии был Бекджан, сами ничего не говорили или вас об этом не .спрашивали?
Г у й ч Э й е. Хавва, если спрашивают — отвечаю, если не спрашивают — молчу. Человек в детстве учится говорить, а в старости — молчать... Вы меня поняли?
А ч и л о в. Прекрасно понял... Прошло десять лет с тех пор, как пропал Бекджан, Неужели вы. за это время не слыхали никаких разговоров?.. Ну, слухов о том, куда он девался? На базаре, в чайхане, в других местах?.. Не бойтесь, я не спрашиваю, от кого слыхали, нас интересуют сами слухи.
Г у й ч Э й е. Судачили об аресте Довлетгельды, потом о его освобождении. Других слухов не помню...»
Хаиткулы, прослушав запись, занес в блокнот несколько слов: «...был он чем-то подавлен» и... «есть люди, которые в беде замыкаются в себе»; потом попросил у Палты Ачи-ловича протоколы допроса родителей Бекджана. Выяснилось, что допросить, их не удалось.
— Веллек-ага вошел... и что бы, ты думаешь, он мне сказал? — Палта Ачилович развел руками; на лице у него было написано недоумение. Хаиткулы показалось, что он хотел скрыть смущение оттого, что не мог допросить стариков.— Он сказал: «Зачем бередить нашу рану? Сколько времени искали, и что? Нашла? Не нашли. Оставьте нас в покое, мы же не в обиде на вас. Все равно не воскресить покойника. Мы уже никого не виним. Так, наверное, должно быть: бог дал сына, бог взял, бог и накажет преступника». Какая философия, Хаиткулы Мовлямбердыевич! Я его вызвал на завтра.
— Что же... Надо поставить себя на место стариков, тогда, возможно, их удастся понять... Но надо выяснить, почему Бекджан был подавлен, почему он, непьющий, вдруг напился. Может, здесь и зарыта собака... Выяснить же это мы сможем... только у родителей. Я хочу сегодня же поговорить с его матерью. Не возражаете, Палта Ачилович?
Они вышли из гостиницы и все трое сели на единственный имевшийся в их распоряжении транспорт — мотоцикл с коляской Пиримкулы Абдуллаева. — Зря вы отослали назад машину, Хаиткулы Мовлям-
бердыевич, в милиции достаточно средств передвижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50