чет. Хаиткулы обрадовала его инициатива, он попросил Пиримкулы-агу не откладывать розыски и предложил план действий на ближайшие дни.
Пиримкулы-ага и Палта Ачилович занимаются анонимкой, но кроме того уточняют одно из старых показаний Худайберды: почему он пригласил Гуйч-агу заколоть барана? Была ли в этом необходимость, если старик живет так далеко от Ялкабова?
Хаиткулы же немедленно отправляется в Ашхабад для проведения графической экспертизы почерка на фотографии Бекджана.
Он торопился в Ашхабад, зная, что сроки не ждут. Из гостиницы он позвонил начальнику керкинской милиции и. попросил забронировать билет на самолет, вылетающий в Ашхабад последним рейсом.
До отъезда в Керки у него было время на сборы, и он решил поехать к Най-мирабу — расспросить его о Ху дайберды. Пиримкулы-ага новез его на мотоцикле. Палта Ачилович остался в гостинице — ждать возвращения участкового.
В разгар посевной почти все обычно находятся в поле. Хотя солнце уже садилось, но гул тракторов не затихал, работа в поле продолжалась до позднего вечера. Они изрядно поколесили, пока нашли того, кого искали.
В засученных по колено штанах Най-мираб лопатой прорывал канавки, по которым должна была идти поливочная вода. Увидев Хаиткулы, он обрадовался, воткнул лопату в землю, поздоровался с ним за руку. Посетовал, что у него нет времени почаще наведываться в гостиницу, но не сегодня завтра обещал непременно зайти. Они присели на корточки над самой гладью арыка, уходящего в необозримую даль полей, и Хаиткулы без предисловий заговорил о Худайбер-ды и, Назлы, дочери мираба. У того сразу же погасли огоньки в глазах, а кончики усов опустились еще ниже.
— Э-хе-хе... — Мираб глубоко вздохнул и, взяв комок сухой земли, стал крошить его между пальцами.— Вы бередите мою рану, иним...— Мало меня, старого дурня, повесить за бороду. Во всем потакали ей. Хотела идти в кино? Пожалуйста, в любое время. В театр? Иди в театр. В школе пела в самодеятельности... пожалуйста... Но это еще ничего. Не перечили ей ни в чем, смотрели сквозь пальцы, куда и с кем она ходит... Вот и опозорились на весь свет. Стыдно было показываться на людях. Знал бы, что так получится... Да что говорить! Сам виноват. Если сад побило морозом, разве виноват сад? Садовник не позаботился, чтобы он остался цел. Так, иним, или не так? ...А сейчас еще и сына женю...
Хаиткулы кивнул, соглашаясь с мирабом, потом задумчиво сказал:
— Может быть, я не прав, но вы не должны были брать ей в мужья Худайберды, надо было выдать дочь за любимого ею человека.
— Знал бы, иним, где упаду, подстелил бы соломы на том месте... Я крепко обещал отцу Худайберды, что выдам дочь только за его сына. А дочка тоже не сказала, что не любит его. Мне не сказала, а мать знала, но промолчала. Намекнула как-то, что придут сваты, но я связал себя словом и отступить не мог. Теперь ничего не исправишь, поздно; хоть вниз головой бросайся в реку со старой Керкинской крвпости — все останется по-старому... А теперь скажи, как твои дела? Все в порядке?
Он любил вставлять в разговор эти слова: «Как дела? Все ли в порядке?»
Хаиткулы ответил:
— Пока, яшулы, наши дела топчутся на месте... Еду в Ашхабад; если что надо передать или привезти, говорите. Вы, наверное, никого там не знаете, а вот нашего начальника должны бы помнить. Он много лет пил амударьинскую воду...
— Если скажешь имя и должность, может быть, вспомню, иним.
— Ходжа Назаров! Он работал начальником уголовного розыска Керкинского отдела внутренних дел...
Старик подумал и нехотя ответил:
— А... иним, мы-то его помним, ну и что? Он нас, поди, забыл совсем. Начальник один, а нас много... Если тебе не тяжело, привези хороших лекарств.
Хаиткулы посмотрел на часы... Вернувшись от Най-мираба, он стал собираться. Палта Ачилович и Пиримкулы-ага в это время, сидя друг против друга, распределяли предстоящую работу. Пока Хаиткулы возился с утюгом, они закончили свои дела. Капитан, пожелав счастливого пути, попрощался с Хаиткулы.
Палта Ачилович включил радио и лег на кровать, наблюдая за сборами своего коллеги. Он видел, что настроение у Хаиткулы было как у охотника, вернувшегося с хорошей добычей. Хаиткулы напевал что-то, улыбался...
Никто из них не мот и предположить, что через десять, может быть, пятнадцать минут от этого настроения старшего инспектора не останется и следа.
Участковый, простившись с Хаиткулы, сел на мотоцикл и на полном газу помчался к дому Довлетгельды Довханова. Оп был уверен, что письмо было написано кем-нибудь из
Довхановых, скорее всего самим Довлетгельды. Он так и собирался спросить его: «Зачем ты написал это?» Если же писал не он, а жена, проверить это проще простого — достаточно просмотреть в школе записи Гульнар (она была учительницей в начальных классах). Родителей Довлетгельды капитан не мог заподозрить, это прямые, честные люди, они подлости не сделают. Письменные работы братьев Довлетгельды, наверное, остаются, в школе,— значит, надо поговорить и с классными руководителями.
Одним словом, капитан был рад удобному случаю доказать ашхабадскому инспектору и керкинскому следователю свою деловитость. Когда выпадал случай работать самостоятельно, он чувствовал себя гораздо уверенней и проявлял большую сноровку. Энергии тогда ему было не занимать. Если надо, в любое время дня и ночи стучал в чужие двери и без стеснения входил в дом. Он знал, дело и долг оправдывают эту его бесцеремонность, тем более что он никому не желал зла и в ауле его любили.
Если во время таких нежданных визитов он попадал к чаю, то никогда не отказывался от приглашения;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50