руки, как плети, повисли до пола. Хаиткулы, не обращая внимания на этот спектакль — знал, что осужденный его прекрасно слышит,— не давая и себе передышки, прочитал вслух письмо, переданное ему Аннамамедом:
— «Лопбыкулы-хан, как здоровье? Как успехи? Здесь все по-старому. Беда неожиданно свалилась на нашу голову, но благополучно, прошла стороной. Ты тоже будь осторожен на язык. Мы связаны одной веревкой. Знай, что одинаково виноваты и тот, кто сделал, и тот, кто видел, но не сообщил...»
Таррыхов, закрыв глаза, все еще притворялся, что ничего, не слышит, лишь изредка делал глубокие вдохи, как человек, больной астмой. Когда Хаиткулы кончил читать письмо, Таррыхов открыл глаза.
— Раз так, пишите! Правда, виноват, гражданин начальник... Виноват, что молчал. Убил он, кто писал. Он был завмагом, я у него продавцом. Это было вечером, как раз стемнело...
На следующий день, еще в первой его половине, Хаиткулы был уже на дороге, ведущей из Керки в Халач. Салает-дин на большой скорости, но осторожно вел свой газик.
Той закончился. Родители девушки не могли пожаловаться, что чего-то не хватало на этом празднике. Всем, а больше всего невестой, остались довольны и родители жениха, особенно отец. На всех лицах радость... Когда все разошлись, на одном дворе, огороженном низким дувалом, можно было услышать такие слова: «Как не быть довольными нашими сватами, не пожалели никакого добра, даже самого Пыхи-агу перещеголяли, который, помните, сколько скота поставил да гереш ...> На другом слышалось: «Сосед так хорошо
воспитал свою дочь. Очень хорошая девушка. В ее честь можно было бы организовать скачки на целую неделю — и то было бы мало...»
Несмотря на то что было очень жарко, Най-мираб не снимал с себя стеганого ватного халата. Когда жена поставила перед ним чайник горячего чая, в комнату вошел Пи-римкулы-ага. Он поздоровался, объяснил свой приход:
— Най-мираб, Хаиткулы Мовлямбердыев и Палта Ачилович уезжают сегодня ночью. Хотят попрощаться с тобой перед отъездом. Не хлопочи об угощении...
Но Най-мираб не стал слушать Пиримкулы-агу, встал, чтобы велеть жене собрать дастархан, и в дверях столкнулся с входившими гостями.
— Уехать, не попрощавшись с вами, считаем неудобным. Решили хотя бы на минутку зайти к вам.— Сказав это, Хаиткулы сел с краю расстеленной на полу кошмы.
Най-мираб неохотно остался на своем месте, начал разливать в пиалы .чай. Пиримкулы-ага сел слева от него, Салаетдин — справа. Хотя читать сейчас было абсолютно нечего, Палта Ачилович надел очки, нашел свободное место, сел, опершись о подушку.
С тем чтобы беседа не ушла в сторону и не затянулась, Хаиткулы начал говорить сам. Он взял полную пиалу, но не стал пить, а обратился к Най-мирабу:
— Уезжаем, потому что закончили следствие. Совсем, Мы ошиблись, решив, что убийца Худайберды Ялкабов, его отпустят домой. Убил другой.
— Ну-у? Не может быть! — В голосе Най-мираба слышалось крайнее изумление.— Кто же он?
— Кто?..— Последующие слова Хаиткулы выкрикнул так громко, что его должны были услышать не только в комнате: — Это ты убил, Най-мираб!
Как только Хаиткулы крикнул это, сидевшие справа и слева от Най-мираба Ниримкулы-ага и Салаетдин схватили егоза руки, завели их ему за спину, не дали встать. В тот же момент дверь распахнулась и вошли несколько человек. Это были те молодые парни, комсомольцы, которые помогали на тое, рыли ямы под очаги. Хаиткулы отдал им распоряжение:
— Начинайте копать. Они вышли, а Хаиткулы обратился к Палте Ачиловичу:
— Вот и финал. Теперь дело за вами, дорогой следователь.
Палта Ачилович вынул из кармана приготовленные заранее наручники, подошел к Найгмирабу, защелкнул их у него на запястьях. Потом убийцу вывели во двор. У ворот стоял милиционер, охраняя выход. Никто не мог войти во двор, никто не мог из него и выйти сейчас.
За воротами раздался шум мотора, милиционер открыл их, и крытая машина въехала во двор. Домочадцев, высыпавших было к машине, попросили вернуться в дом. Из окон они видели, как Най-мираба усадили в эту машину. Она пересекла двор и остановилась в той части меллека, где несколько человек рыли землю. Когда они вырыли яму глубиной в две лопаты, то сразу отошли, а к дальнейшей работе приступили эксперты. Орудуя совками, они снимали грунт тоненькими слоями. Вот на дне ямы показался странный предмет. «Тазобедренная кость»,— сказал судебно-медицинский эксперт. Потом были извлечены другие кости, остатки одежды, кошелек...
Маленький юркий фотограф делал снимок за снимком. Один сотрудник делал замеры, другой вел записи в блокноте, Хаиткулы, стоявший на краю ямы, держа руки за спиной и, не отводя глаз ох всего, что он видел на дне ее, волновался так, как не волновался никогда в жизни.
Понадобилось около трех часов, чтобы закончить работы по извлечению останков Бекджана. К этому времени солнце уже закатилось. Ворота открыли, и машины с включенными фарами тронулись в путь. Хаиткулы сидел в газике. Он искал глазами Марал, которая должна.быть среди тех, кто, узнав обо всем, что произошло во дворе Най-мираба, собрались у соседнего двора. Проезжая мимо них, Хаиткулы попросил остановить машину, вышел.
Старик, опиравшийся наладку, Веллек-ага, хотя и узнал его, не сделал ни одного движения навстречу. Рядом с ним стояла Хаджат-дайза, без конца прикладывавшая к глазам концы надетого на голову платка. Не обращая внимания на тех, кто собрался вокруг родителей Бекджана, он искал Марал. Увидев, что она выходит из своего двора, бросился навстречу:
— Они уже знают?
— Знают... Мы не пошли смотреть, но знаем — это он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50