— Я один из самых первых работников туркменской милиции... Тебя еще на свете не было, а я уже таскал на ногах милицейские сапоги... Я себе чуть зубы не обломал об этот орешек. Единственное пятнышко на моей совершенно чистой биографии... Да и пятно ли? Ты так считаешь! Другие убеждены: обычные издержки в работе. В чем я не сомневаюсь, так это в том, что ты ничего, не добьешься. Поскользнешься, как поскользнулся я... в обязательном порядке... Не возьму в толк, чего ты все-таки хочешь: упасть тогда, когда только-только начал твердо ходить по земле, или же насолить другому?! Я для тебя, по-моему, сделал немало: помог получить квартиру, дал отпуск... Я не советую тебе, в конце концов, заниматься этим делом, и ты обязан прислушаться к моим словам.
Ходжа Назарович сел за стол и откинулся на спинку своего удобного мягкого кресла. На лбу у него собрались толстые складки, но тут же разгладились, подполковник увидел, что Хаиткулы сидит опустив голову, словно виноватый. «Неужели наконец этот сумасброд что-то понял? Все-таки нам еще работать вместе, и работать надо в согласии... На него Аннамамед влияет. Но на капитана непохож; тоже упрямый, но не такой, поосмотрительней. Сейчас все станет на свое место, протянет руку и скажет: спасибо за совет...» Хаиткулы посмотрел на- него:
— Я, как коммунист, прежде всего не могу идти против своей совести, а розыск Бекджана считаю делом своей совести... А что касается квартиры, то это вопрос простой. Я думал, мне ее дали не в обход других. Если были нарушены какие-то правила, готов хоть сейчас вернуть ключ... Относительно моей просьбы заняться делом Бекджана, повторяю,— остается в силе. Жаль, что мы так долго и напрасно говорили. Я-то ждал от вас поддержки или, по крайней мере, серьезного совета.
Ходжа Назарович понял, что сегодняшнюю партию он если и не проиграл, то все же с трудом сводит в «ничью». Этот старший лейтенант от своего не отступится. Чего доброго, пойдет в высокие инстанции и добьется своего... Как тогда будет выглядеть он, подполковник Назаров? Потеряет престиж у подчиненных? Утратит доверие вышестоящих руководителей?.. Вот задачка! Пожалуй, все же не стоит .проливать ложками то, что годами собирал по каплям. Он снова вышел из-за стола, подошел к Хаиткулы. — Послушай же, товарищ старший лейтенант! — Он взял Хаиткулы за плечо, изо всех сил сжал его.— Посмотри
на меня! Видишь?! Этот человек, которого вы все знаете как Ходжу Назаровича Назарова, не имеет ни перед кем никаких провинностей! Ни перед кем... Ты должен это усвоить. Я работаю как вол. Руковожу вами, воспитываю вас... Государство меня ценит, ему я обязан своим положением, этими звездочками, всем... Никто не скажет: Назаров халатно относится к своим обязанностям, злоупотребляет служебным положением. Никто! Никто не сможет обвинить меня в подлости... .
Хаиткулы молча слушал горячую тираду Ходжи Назаровича. Он вдруг вспомнил слова Аннамамеда: «Больше всего на свете уверен в своей абсолютной правоте».
— Знаю, и у меня в обязательном порядке есть упущения, но не там, где они тебе мерещатся!.. Я всегда хотел, чтобы ты, как и другие подчиненные, в обязательном порядке чувствовал себя уверенно, работая со мной, в этом винюсь... Чтобы мог с толком применить свою энергию, знания, способности. Виноват и здесь... Когда вы, мои работники, хотите прыгнуть выше головы, злюсь, ругаю вас, хочу остудить ваш пыл, хочу направить вашу энергию в разумное русло. Что ж! Виноват! Много требую, мало хвалю... виноват! Знаю, и после этого разговора окажусь виноватым... в. обязательном порядке! — Ходжа Назарович расстегнул верхние пуговицы кителя, отпил из пиалы, потом взял стул, сел рядом с Хаиткульь— Ты меня прекрасно знаешь. Разве я из тех начальников, которые не вылезают из кабинетов, сидя в кресле нога за ногу? Работаю с вами, молодыми, наравне. У Ходжи Назаровича в твои годы не было времени писать диссертации. День — ночь, надо не надо, в кирзовых сапогах — по пуду грязи на них и столько же песка за голенищами — таскался пешком из колхоза в колхоз, из аула в аул. Мы работали и не жаловались. Работали не покладая рук ради вас, чтобы вы могли сейчас спокойно писать диссертации. Становитесь учеными, кандидатами, докторами, но не смейтесь над нами, стариками... Разве не насмешка — найти десятилетнее дело и обвинить нас, ветеранов, в том, что оно не было раскрыто!
Дверь кабинета открылась, и подполковник увидел Аннамамеда, сделал ему знак рукой: «Иди сюда» —и продолжал так же горячо:
— Пусть и Аннамамед послушает, пусть и он выскажет тебе свое мнение. Ты бросаешь диссертацию, которая принесла бы пользу другим, .и хватаешься за дело явно себе не по плечу! Поражаюсь твоей самонадеянности!
Аннамамед, услышав эти слова, сразу понял, что происходит. Он дружески подмигнул Хаиткулы из-за спины подполковника: «Не сдавайся!» Хаиткулы же не знал, радоваться приходу друга или нет,— тот же считал, что нераскрытое дело годится в первую очередь для диссертации, а там как выйдет... Впрочем, его уже не заботило, будет Аннамамед поддерживать его или же станет на сторону Ходжи Назаровича; он знал, что будет по-прежнему стоять на своем до конца, и готов был спорить с кем угодно...
Ходжа Назарович перевел дух, но Хаиткулы не дал ему продолжать:
— Вы же сами сказали, что дело не прекращено. Но если розыск будет вестись так же, как он велся эти годы, сможете ли вы гарантировать, что оно не протянется еще одно десятилетие? Вы говорите — я самонадеян... Это не так...— Хаиткулы остановился. Можно было понять, что он не закончил какую-то мысль.— Я не самонадеян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50