Тем не менее дитя Бога
должно быть в какой-то степени Богом, разве нет? С моей стороны дерзко
было так думать. Но воистину мне пришлось убедиться, что так оно и было,
что я частично Бог, хотя и не совсем.
- А если он Бог, тогда он вернется из мертвых, так же как другие Боги,
которые умерли и вернулись обратно? - спросил я.
Ур-Кунунна улыбнулся и сказал:
- В этом никогда нельзя быть уверенным, мальчик. Он Бог, но я думаю,
что обратно он не вернется. А теперь попрощайся с ним.
Я увидел, как три здоровенных постельничих и трое колесничих подняли
алебастровый катафалк и начали спускаться с ним в яму. Прежде чем они
подняли его, они попробовали горькое вино. Из ямы они не вернулись. Никто
из тех, кто спустился в яму, не вышел обратно. Ур-Кунунне я сказал:
- Что это за вино они пьют?
- Оно дает мирный сон, - ответил он.
- И они все будут спать в земле?
- В земле, да. Вместе с твоим отцом.
- А я его тоже буду пить? И ты тоже?
- Ты его выпьешь, но не сейчас. Пройдет много лет, прежде чем ты это
сделаешь. Я надеюсь, что это будет не скоро. Я же выпью вино сейчас.
- Ты будешь спать в земле возле моего отца?
Он кивнул головой.
- До завтрашнего утра?
- Навеки, - сказал он.
Я подумал над этим.
- Тогда это очень похоже на смерть.
- Очень похоже на смерть, мальчик.
- А все остальные, кто спустились вниз, они тоже умирают?
- Да, - сказал Ур-Кунунна.
Я подумал и над этим.
- Но ведь умирать очень страшно! А они пьют без звука, и потом
спускаются в темноту твердым шагом!
- Очень страшно попасть в Дом Праха и Тьмы, - сказал он, - и жить,
блуждая во тьме и питаясь сухой глиной. Но те из нас, кто идет с твоим
отцом, попадают во дворец Богов, где мы вечно будем служить ему.
И он продолжал рассказывать мне, как почетно умереть вместе с царем. Я
видел в его глазах ясный свет мудрости и необыкновенную радость. Тогда я
спросил его, как он может знать, что попадет во дворец Богов вместе с
Лугальбандой, а не в Дом Праха и Тьмы. Огонь в его глазах погас, он
грустно улыбнулся и ответил, что ни во что нельзя верить окончательно, а
особенно в это. Он дотронулся до моей руки, отвернулся и сыграл мне
короткую мелодию на арфе, затем шагнул вперед, выпил вино и спустился в
яму, напевая по дороге.
В яму спустилось еще около шестидесяти или семидесяти человек.
Последние двое были Алитум в одежде моей матери и с ее украшениями и
мальчик Энкихегаль в моей одежде, и я понял, что они умирают вместо нас.
Это поселило во мне страх и я подумал, что если бы обычай был чуть другим,
я бы пил это вино и спускался" в яму. Но страх был тогда только маленькой
мышкой, ибо в то время я все-таки не до конца понимал истинное значение
смерти и думал о ней как о каком-то сне.
Барабаны затихли, и рабы стали кидать землю в яму, она должна была все
закрыть: и колесницы, и ослов, и сокровища, и конюхов, и прислужниц, и
дворцовых слуг, и тело моего отца, и арфиста Ур-Кунунну. Потом стали
работать ремесленники, запечатывая вход кирпичами необожженной глины, так
что через несколько часов не осталось и следа от того, что под ними лежит.
Все, кто пришел сюда и не спустился в яму вслед за царем, вернулись в
храм Инанны.
Осталась моя мать, я, высокородные горожане и другие важные лица, но не
было никого из дворцовых слуг и воинов, ибо они остались в яме с моим
отцом. Мы собрались перед алтарем, и я почувствовал присутствие богини
совсем рядом, - оно почти душило меня. Буря противоречивых чувств бушевала
в моей душе. Я никогда не чувствовал себя таким одиноким, таким брошенным.
В мире для меня было столько тайн. Казалось, что я грезил наяву. Я
оглянулся, ища глазами Ур-Кунунну. Разумеется, его здесь не было, и
вопросы, которые я хотел ему задать, уже никогда не получат ответа. И тут
пришло мое понимание смерти: те, кто мертвы, недосягаемы для нас и не
ответят, когда мы их зовем. Я чувствовал, будто мне протянули кусок
обжаренного мяса, я собрался его съесть, а меня оставили кусать воздух.
Кругом звучали молитвы, снова и снова били барабаны, а я думал только о
смерти. Я думал, что мой отец ушел навсегда, но это не плохо, поскольку он
стал Богом. Он и меня отчасти сделал Богом. У него никогда не хватало для
меня времени: то он был на войне, то еще где-то, хотя он и обещал научить
меня деяниям мужчин в один прекрасный день. Этому я научусь от кого-то
другого. Ур-Кунунна тоже ушел. Я никогда не услышу его пения. И мальчик
Энкихегаль, мой товарищ по играм, и его отец Гинишаг, садовник, и все те,
другие, кто был частью моей повседневной жизни, - все ушли, исчезли. Их
больше нет. Меня оставили кусать воздух.
А я? Я тоже умру?
Нет поклялся я, я не позволю такому случиться со мной. Только не со
мной. Я ведь отчасти Бог. И хотя Боги иногда умирают, как умерла однажды
Инанна, когда спустилась в подземный мир, они умирают ненадолго. Так и я.
Ведь я должен столько увидеть в этом мире, сказал я себе, и совершить
великое множество подвигов. Я брошу смерти вызов, решил я. Я одолею
смерть. Я чувствую к смерти презрение и не уступлю ей. Смерть, ты мне не
противник! Смерть, я тебя одолею!
Потом я подумал, что если я все-таки когда-нибудь умру - ну что же, я
ведь только отчасти Бог, и мне суждено быть царем, - я отправлюсь на
небеса, как Лугальбанда. Мне не придется спускаться в мерзкий ДОМ ПРАХА И
ТЬМЫ, как это должны делать обычные смертные.
Еще я подумал, что в этом нельзя быть уверенным. Даже Инанна спустилась
вниз в это страшное место, хотя ее и избавили от такой участи, но если я
туда отправлюсь, разве меня избавят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108