А.Беттик подошел к кровати. Я решил, что андроид собирается сесть, однако он всего-навсего аккуратно сложил рубашку и брюки, в которых я днем гулял по городу.
— Месье Эндимион, позвольте заметить, что я вот уже несколько столетий ощущаю себя самостоятельной личностью. И потом, законы Гегемонии погибли вместе с Гегемонией.
— Однако ты продолжаешь служить месье Силену. И остальные тоже.
— Совершенно верно. Но я делаю это потому, что считаю нужным.
Меня сконструировали в помощь человеку. Я выполняю свои обязанности и делаю это с удовольствием.
— То есть ты остался здесь по своей воле, — подытожил я.
А.Беттик утвердительно кивнул и улыбнулся.
— Да, сэр. Другое дело, что свобода воли применительно ко всем нам, андроидам и людям, — понятие растяжимое.
Вздохнув, я оттолкнулся от подоконника. За окном было темно. Очевидно, вскоре поэт пригласит меня за стол.
— И будешь служить месье Силену, пока он не умрет, так?
— Нет, сэр, — ответил А.Беттик. — Если, конечно, мое мнение кого-то заинтересует.
— Неужели? — Я вопросительно приподнял бровь. — А что бы ты предпочел, если бы тебе предложили выбирать?
— Если вы согласитесь выполнить поручение месье Силена, — проговорил андроид, — я бы предпочел отправиться с вами.
* * *
Очутившись наверху, я обнаружил, что больничная палата превратилась в столовую. Пенолитовая «летающая кровать» исчезла вместе с медицинскими приборами и прочим оборудованием, потолок сделался прозрачным. Как и пристало бывшему пастуху, я легко отыскал на небе созвездия Лебедя и Сестер-Близнецов. У каждого из витражных окон стояли высокие треноги со светильниками, пламя которых одновременно освещало и обогревало комнату. Посреди помещения располагался длинный обеденный стол с двумя затейливыми канделябрами; свечи отражались в хрустале, фарфоре и столовом серебре. На противоположных концах стола размещались два кресла, в одном из них сидел Мартин Силен.
Старого поэта было не узнать. Казалось, за то время, что мы не виделись, он сбросил несколько столетий. Вместо мумии с восковой кожей и запавшими глазами я увидел обычного старика — разве что, судя по выражению глаз, страшно голодного. Подойдя поближе, я заметил под столом переплетение трубок, но в остальном иллюзия того, что передо мной оживший мертвец, была полной.
Заметив мое изумление. Силен хмыкнул.
— Днем ты застал меня в самый неподходящий момент, Рауль Эндимион, — прохрипел он. Изменился даже голос: чтобы расслышать поэта, уже не требовалось напрягать слух. — Я никак не приду в себя после заморозки.
Он указал на кресло напротив. — После криогенной фуги? — уточнил я, расстилая на коленях салфетку. Последний раз я сидел за столь роскошным столом в тот день, когда демобилизовался и отправился прямиком в лучший ресторан портового города Гран-Чако на полуострове Южный Коготь, где заказал самые дорогие кушанья и просадил все свои деньги (но оно того стоило).
— Естественно. — Я смутился, поняв, что свалял дурака. — Иначе прожил бы я, по-твоему, столько лет? — Силен снова хмыкнул. — Да, возраст уже не тот. Пока очухаешься…
Я набрал полную грудь воздуха и произнес:
— Пожалуйста, сэр, не обижайтесь, но сколько вам лет?
Пропустив мой вопрос мимо ушей, Силен сделал знак андроиду — не А.Беттику, — который стоял у двери. В следующий миг другие андроиды начали вносить кушанья. Мне налили воды. А.Беттик приблизился к Мартину Силену с бутылкой вина в руках, дождался утвердительного кивка, проделал освященный веками ритуал — подал старику пробку и малую толику вина на дне бокала. Силен посмаковал вино, проглотил и фыркнул. Приняв это за одобрение, А.Беттик наполнил наши бокалы.
Подали закуску — запеченный в углях шашлычок из цыплят и нежные ломтики сырой говядины под соусом. Силен, кроме того, пододвинул к себе стоявший на его конце стола паштет из печени с листьями мандрагоры. Я поднял с тарелки украшенную резьбой крышку, попробовал цыплячье крылышко и нашел его восхитительным.
Несмотря на весьма почтенный возраст, лет восемьсот, а может, и все девятьсот, Мартин Силен, едва ли не самый старый на свете человек, отличался завидным аппетитом. Когда он набросился на говядину, я заметил, как сверкнули ослепительно-белые зубы; интересно, они искусственные или палеореконструированы? Вероятно, второе.
Внезапно я осознал, что жутко голоден. Аппетит разыгрался то ли после несостоявшейся казни, то ли после прогулки по городу и проникновения в башню с кораблем. Несколько минут в комнате царила тишина, которую нарушали только шаги андроидов, потрескивание свечей да звон ножей и вилок; время от времени тихонько завывал ветер.
Андроиды убрали закуску и подали дымящийся суп из мидий.
— Я так понял, ты уже успел познакомиться с кораблем? — справился Силен.
— Да. Это и вправду корабль Консула?
— А чей же еще? — Силен махнул рукой андроиду, и нам принесли горячий, прямо из печи, хлеб. От него исходил чудесный аромат, который смешивался с ароматом мидий и запахом осенней листвы с улицы.
— И с его помощью, значит, я должен спасти девочку?
Честно говоря, я ждал, что поэт спросит, какое решение я принял. Вместо этого он поинтересовался:
— Что ты думаешь об Ордене?
— Об Ордене? — недоуменно переспросил я. Моя рука с ложкой замерла на полпути ко рту. Силен молча ждал. Я опустил ложку и пожал плечами. — По правде сказать, я о нем почти не думаю.
— Даже после того, как тебя приговорили к смерти?
Я не стал делиться своими соображениями насчет того, что приговором обязан не столько Ордену, сколько гиперионскому правосудию.
— Моя жизнь никак не зависела от Ордена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28