Носители зонтов встали возле него. Он поднял правую руку в повелительном
жесте, толпа затихла и поднялась со своих мест, люди вытягивали шеи, чтобы
получше разглядеть происходящее. Они все хорошо знали, куда нужно
смотреть.
Широко открылись ворота, через которые вступали в Амфитеатр беговые
лошади в дни скачек. Сегодня процессия была намного короче: могучий
герольд Туризина, два видессианских охранника в позолоченных кирасах, и
слуга, ведущий в поводу осла. На осле задом наперед сидел в грязном седле
Ортайяс Сфранцез, уныло созерцавший ослиный хвост. Знакомые с ритуалом
видессиане разразились хохотом. Кто-то бросил в него перезрелую тыкву,
которая, упав у самых ног осла, разлетелась и брызнула во все стороны
сочной мякотью. В Ортайяса полетели тухлые яйца, но поток их вскоре
прекратился. Видессос только что пережил осаду, и у горожан было не так
много продуктов, чтобы они могли ими разбрасываться.
Наступив на тыквенную корку, герольд невозмутимо прокричал:
- Дорогу Ортайясу Сфранцезу, осмелившемуся бунтовать против
полноправного Автократора видессиан, Его Императорского Величества
Туризина Гавраса!
- Ты победитель, Гаврас! Ты всепобеждающий! - закричала в ответ
толпа.
Люди вопят с таким воодушевлением, подумал Марк, будто забили, что
неделю назад так же точно приветствовали Ортайяса. Сопровождаемый
издевательскими выкриками и насмешками толпы, Сфранцез медленно двигался
по амфитеатру, в то время как герольд громовым голосом объявлял о его
вине. Марк слышал, как еще несколько гнилых плодов разбились у ног
Ортайяса; ветер донес до него вонь тухлых яиц. Не приходилось сомневаться,
что некоторые из этих снарядов достали своей цели. К тому времени, как
Сфранцез появился в поле зрения трибуна, плащ его был заляпан яйцами и
соком плодов. Осел, на котором он сидел, упирался всеми четырьмя копытами,
и его приходилось тащить силой. Он шел неохотно, время от времени
наклоняясь за яблоками, лежащими на песке. Погонщик дернул за длинную
веревку, споткнулся и снова потянул за собой упрямое животное.
Наконец процессия закончила свой путь и остановилась перед воротами,
в которые вошла. Двое стражей сняли Ортайяса с седла и бросили на землю
перед Туризином Гаврасом. Несчастный тут же простерся ниц перед
Императором.
Гаврас поднялся.
- Мы видим твою покорность, - сказал он. Акустика Амфитеатра была
столь хороша, что слова его были услышаны на самой дальней скамье. -
Отказываешься ли ты раз и навсегда от всех прав на престол нашей Империи,
охраняемой Фосом?
- Да, конечно. Я отдаю тебе престол по доброй воле. Я...
Время, отпущенное Ортайясу для ответа, истекло, и Туризин остановил
его нетерпеливым жестом.
Гай Филипп еле слышно хмыкнул:
- Некоторые вещи не меняются никогда. Держу пари, этот дохлый ублюдок
сочинил двухчасовую речь об отречении от престола. Она наверняка лежит у
него в кармане, составленная по всем правилам.
- Теперь награда за предательство, - снова заговорил Туризин.
Стражи подняли Ортайяса за ноги и быстро сдернули с него плащ, задрав
его Сфранцезу на голову. Толпа заулюлюкала.
- До чего же щуплый пацан, - пробормотал Гай Филипп.
Один из стражей, более крепкий и мускулистый, чем другие, отступил на
шаг от несчастного Сфранцеза и дал ему хорошего пинка. Ортайяс взвизгнул и
упал на колени.
- Гаврас слишком добр к нему, - разочарованно фыркнул Виридовикс. -
Нужно было собрать большую вязанку хвороста, бросить на нее этого дурня и
всех его приспешников и сжечь их. Такое зрелище народ запомнил бы надолго,
вот уж точно.
- Ты слово в слово повторяешь Комитту Рангаве, - заметил Марк,
раздраженный его варварской жестокостью.
- Так поступают друиды, - истово сказал Виридовикс.
Подобным образом кельтские жрецы ублажали своих богов, принося им в
жертву воров и убийц... или невинных людей, когда преступников не
оказывалось под рукой.
Едва Ортайяс Сфранцез, потирая ушибленную часть тела, поднялся на
ноги, один из жрецов Фоса встал со своего места и приблизился к нему,
держа в руках ножницы и длинную сверкающую бритву. Толпа, замерла: жрецы
всегда были окружены в Видессосе почетом и уважением. Но Марк знал, что
никаких жертвоприношений не будет. Еще один жрец поднялся, держа в руках
простой голубой плащ и священную книгу - великолепный фолиант в покрытом
эмалью бронзовом переплете.
Ортайяс опустил голову и склонился перед первым жрецом. Ножницы
сверкнули в лучах осеннего солнца. Локон светло-каштановых волос упал на
землю у ног Императора, затем еще один и еще, пока на голове Сфранцеза не
осталось несколько жалких клочков. После этого настал черед бритвы, и
вскоре голова юноши блистала подобно золотим шарам, венчающим храмы Фоса.
Второй жрец подошел к Ортайясу, протянул книгу и сказал:
- Повинуйся закону, который отныне станет законом твоей жизни, если
ты захочешь последовать ему. Если же в глубине души ты чувствуешь, что не
сможешь вести монашескую жизнь, то скажи об этом сейчас.
Но Ортайяс, как и все вокруг, прекрасно знал, что его ожидает, если
он откажется, и ответил не колеблясь:
- Я буду вести жизнь монаха.
Сильным голосом герольд повторил его слова. Толпа ответила громким
вздохом. Посвящение в монахи было серьезным делом, даже если и вызвали его
такие явно политические причины. В Империи политика часто переплеталась с
религией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141