Когда я был маленьким, она меня в Друморе по три раза на дню таскала в церковь.
Татьяна оцепенела.
– Что вы сказали?
– Я говорил о Друморе, ольстерской деревушке. Там есть церковь Святого Духа. Я очень хорошо помню, как мой дядя и его друзья после службы заходили в бар Мерфи.
Она повернула к нему ставшее вдруг совершенно белым лицо.
– Кто вы?
– Одно могу сказать точно, дитя мое, – сказал он и провел рукой по ее черным волосам. – Я не Качулейн, последний из Черных героев.
Глаза ее широко раскрылись и гневно сверкнули, а руки вцепились в воротник пальто.
– Кто вы?
– В некотором роде Виктор Левин.
– Левин? – Она была явно удивлена. – Ведь Левин мертв. Около месяца назад погиб где-то в Аравии. Так мне сказал отец.
– Генерал Масловский? Естественно, он должен был сказать вам нечто подобное. О нет, Левин бежал, оказался сначала в Лондоне, а потом в Дублине.
– У него все в порядке?
– Левин все-таки мертв, – выдавил из себя Девлин. – Убит Майклом Келли, или Качулейном, или Черным героем, или как там его еще. В общем, тем самым человеком, который двадцать три года назад на Украине застрелил вашего отца.
Татьяна Воронина вдруг обомлела и начала падать Девлину на руки. Он успел подхватить ее.
– Держитесь за меня. Я выведу вас на свежий воздух.
Они сели на лавочку в саду Тюильри. Девлин вынул свой серебряный портсигар и протянул Татьяне.
– Курить, конечно, плохо, но...
– Нет, спасибо.
– Да, не стоит вредить организму. Ваши лучшие годы еще впереди.
Когда-то он уже произносил эти слова, обращаясь к девушке, очень похожей на ту, что сидела с ним рядом. Она тоже не считалась красавицей в общепринятом смысле, но по-своему была притягательна. И хотя было это давным-давно, он почувствовал боль, которую даже время не в силах было стереть из памяти, и поднял на Татьяну глаза.
– Для тайного агента вы производите довольно странное впечатление, – произнесла наконец она. – Ведь вы же шпион, я права?
Он рассмеялся так громко, что Тони Хантер, на другой стороне выставки Генри Мура читавший на лавочке газету, вздрогнул и обернулся.
– Боже упаси! – Девлин вытащил бумажник и подал визитную карточку. – Вот, пожалуйста, мое удостоверение личности. Ношу с собой исключительно из соображений формального характера, смею вас уверить.
Таня вслух прочла:
– Профессор Лайам Девлин, Тринити-колледж, Дублин. – Она подняла глаза. – Профессор чего?
– Английской литературы. Как и большинство гуманитариев, занимаюсь довольно обширной тематикой: Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Брендан Биен, Джеймс Джойс, Вильям Батлер Йетс. В общем, довольно пестрая компания. Католики и протестанты. Но все – ирландцы. Собственно, мы немного отвлеклись от дела.
Он засунул визитку обратно в бумажник. Татьяна спросила:
– Скажите, а каким образом профессор старинного и известного университета попадает в такие переделки?
– Вы когда-нибудь слыхали об Ирландской Республиканской Армии?
– Об ИРА? Само собой разумеется.
– Я состоял в этой организации с шестнадцати лет, но теперь отошел от активной работы из-за несогласия с методами, которыми пользуется Временная ИРА в своей нынешней кампании.
– Подождите, помолчите, дайте я сама угадаю. – Таня улыбнулась. – Вы ведь в душе романтик, не правда ли, профессор Девлин?
– Неужели?
– Да. Потому что только романтику может прийти в голову носить такую оригинальную шляпу. Но за этим, конечно, скрывается и многое другое. Подкладывать бомбы в ресторанах, чтобы убивать детей и женщин, вы не сможете. Но мужчину застрелили бы не раздумывая, особенно если это профессиональный преступник.
Девлин начал ощущать себя не в своей тарелке.
– Что за фантазия пришла вам в голову высказать мне все это?
– А почему бы и нет, профессор Девлин? Я вас поняла. Вы – настоящий революционер, безнадежный романтик, который больше всего боится, что все это закончится.
– Это? Что «это»?
– Игра, профессор. Безумная, опасная и прекрасная игра, которая только и делает жизнь настоящей для такого человека, как вы. Хорошо, хорошо, может быть, вам и нравится замкнутый мир университетской аудитории, или, может быть, вы только пытаетесь убедить себя в этом. Но при первой же возможности вдохнуть запах пороховой гари...
– Позвольте мне просто передохнуть, – прервал ее Девлин.
– А самое худшее, – продолжала она, не обращая внимания на только что прозвучавшую просьбу, – это то, что вы хотите иметь и то и другое одновременно. С одной стороны – славно побабахать из пистолета, а с другой – устроить миленькую и чистенькую революцию, в которой не убивают невинных.
Она сидела, как-то совершенно по-особому скрестив руки, будто ухватившись за саму себя.
– Ну что, ничего не забыли? – спросил Девлин.
Она криво усмехнулась.
– Иногда я сама себя так завожу, пока пружина не лопнет.
– И тогда на слушателей обрушиваются все эти фрейдистские штучки, – добавил он. – За водкой и клубникой на даче Масловского это производит неизгладимое впечатление.
Лицо ее приняло строгое выражение.
– Я не позволю вам насмехаться над ним. Он всегда был очень добр ко мне и, в конце концов, он – единственный мой отец.
– Может быть, – согласился Девлин. – Но Масловский не всегда был им.
Татьяна гневно взглянула на него.
– Хорошо, профессор Девлин, может быть, пора рассказать, что же все-таки вы от меня хотите?
Он не упустил ничего, начав с йеменской истории Виктора Левина и Тони Виллерса и закончив убийством Левина и Билли Уайта в Килри. Потом довольно долго сидел молча.
– Левин говорил, что вы часто вспоминаете о Друморе и обстоятельствах смерти отца, – мягко вернулся к беседе Девлин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75