Крутые лесистые склоны южного берега наконец сменились пологими холмами и широкими лугами с разбросанными там и сям купами дубов и яворов. Много веков назад сотрясенная неведомой силой земля здесь растрескалась, расселась, и длинные каменные ущелья тянулись через луга и по склонам холмов. Судя по всему, люди никогда не искали пристанища в этих местах, несмотря на видимую привлекательность зеленых, залитых солнцем лугов и холмов. И царившая здесь атмосфера, сгущавшаяся над самой землей, говорила, даже кричала о том, что темные земные недра вокруг напоены колдовскими чарами и что в дождь колдовской туман поднимается над ручьями, бегущими по равнине и впадающими в реку Твит.
Эльфов, да и вообще никого, нигде поблизости Эскаргот не увидел, хотя в отдалении от берега, на высокой груде поросших кустарником камней, стоял грузный сутулый косматый тролль. Внезапно Эскаргота охватило безотчетное чувство одиночества и печали. Он слышал бумажный шелест стрекозиных крыльев и редкие всплески рыб в реке. Вдали, невидимые за плывущими по небу облаками, пролетели дикие гуси, и их слабые, приглушенные расстоянием крики напомнили ему о чем-то – о какой-то утрате, возможно, или о какой-то несбыточной надежде, которая, однако, всегда будет дразнить, манить и скрываться где-то совсем рядом, за поросшим клевером холмом или за широкой грядой облаков, висящей над самым горизонтом. Эскаргот почесал затылок и подивился такому своему настроению, вслушиваясь в тишину.
Вдали, у противоположного берега, в утреннее небо лениво поднимался дым пароходной трубы и раздавались тонкие гудки сирены. Мысль о людях на корабле, которые играют в карты, завтракают и опираются на поручни, задумчиво глядя на воду, усугубила чувство одиночества, словно все они жили в бесконечно далеком мире, уже недосягаемом для него, – в мире, где он тоже жил когда-то, но откуда был изгнан, главным образом по причине своей лености и глупости. В таком меланхолическом настроении Эскаргот бесцельно плыл вдоль берега, куря трубку и предаваясь воспоминаниям, пробужденным в нем столько же утренней тишиной, сколько всем остальным.
Через двадцать минут такого времяпрепровождения он осознал, что страшно голоден и что все съестные припасы у него вышли. Он держал в руке стакан, наполовину наполненный прокисшим пивом из последней бутылки. Откупорив ее, Эскаргот решил, что это все же лучше, чем ничего, хотя и не имел обыкновения пить на завтрак пиво – особенно плохое. Но у него закончилось даже вяленое мясо, и больше не осталось ничего, кроме полудюжины яблок; но от яблок его уже тошнило, к тому же они размякли до такой степени, что он содрогался при мысли о том, чтобы съесть хоть одно. Накануне вечером Эскаргот настолько увлекся откровениями капитана Эплбая, что забыл попросить у эльфов съестных припасов, которыми они, несомненно, снабдили бы его. Однажды он пробовал эльфийский шоколад, имевший сильный привкус кофе и бренди. И несколько лет назад он пил эльфийский эль на ярмарке в Монмоте. Он хорошо помнил терпкий и одновременно сладкий вкус напитка, отдававшего чистой ледяной водой горных ручьев. Само собой, он пробовал также эльфийские пироги, которые, возможно, не шли в сравнение с кондитерскими изделиями, выпекаемыми полевыми гномами, но ради которых все же стоило пройти пешком несколько сот миль, пожертвовав многим.
Эскаргот решил наловить рыбы. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он смотал свои лесы и спрятал под бревном на берегу Ориэли. Интересно, подумал Эскаргот, лежат ли они на прежнем месте и будут ли лежать там, когда он наконец вернется домой, и не проржавеют ли крючки насквозь. Он поймает рыбу и съест ее, вот что он сделает, а потом совершит все свои геройские подвиги. Если верить капитану Эплбаю – а казалось, ему можно верить, – сегодня после полудня произойдут невиданные события. В таком случае Эскарготу придется держать ухо востро, а для этого нужно быть сытым. Если он выловит из реки какое-нибудь доисторическое чудовище, он выбросит его обратно в реку, вот и все. Ничто не заставит его съесть кошмарного монстра.
Почему-то Эскарготу показалось, что со шлюпки рыбачить интереснее, чем из люка субмарины, и потому, зажав между коленей стакан с пивом, он осторожно догреб до узкого мелкого затона и бросил там якорь. Почти сразу леса мелко задрожала, словно штук двадцать мелких рыбешек одновременно обгрызали наживку. Он пару раз дернул за лесу, чтобы распугать мелочь и привлечь внимание более крупной рыбы. А потом подождал, когда крючок с наживкой опустится на дно, и стал набивать трубку.
Облака одно за другим наплывали на солнце, и река то тускнела, то сверкала ослепительным бриллиантовым блеском. В наползающих тенях река казалась темной и глубокой, и Эскаргот проникал взором до самого дна, где колыхались стебли водорослей. Он различал смутные, расплывчатые очертания камней, лежащих под ним, которые бесследно исчезали в лучах солнца, но потом опять появлялись, темные и таинственные, словно порожденные тенью облака. И когда Эскаргот всматривался в воду, выглядывая свою наживку, лежавшую где-то на дне, он заметил длинную серебристую рыбу, плывущую вдоль берега. Все в порядке, они здесь водятся. Одной такой рыбы хватит ему на неделю. Он может засолить ее и хранить в кладовой. Эскаргот прищурился в попытке разглядеть исчезнувшую в глубине рыбу и дернул за лесу, проверяя, видит ли он крючок с наживкой.
Он всматривался в россыпь камней на речном дне, почти погрузив лицо в воду. Солнце на миг выглянуло из-за облаков, а потом снова спряталось, облегчив Эскарготу задачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108