— Спаси Зеницу!— Ты закончил? — спросил Абрахим, быстро приближаясь.— Да.— Чем она страдает?— У нее какая-то большая, глубокая боль, самая большая из тех, что бывают у людей, но я спасу ее.Три последних слова, медленно и с нажимом произнесенные, я адресовал скорее ей, чем ему.— Как называется недуг?— У него чужеземное название. Его понимают только врачи.— Долго ли ждать, пока она выздоровеет?— Это может произойти и быстро, и не так скоро, смотря по тому, как вы будете выполнять мои рекомендации.— В чем я должен тебя слушаться?— Ты должен регулярно давать ей мое лекарство.— Это я буду делать.— Ее надо оставить одну и оберегать от неприятностей.— Так и будет.— Мне необходимо ежедневно говорить с ней.— Тебе? Зачем?— Чтобы определять дозу лекарства в зависимости от состояния больной.— Я сам буду тебе сообщать, как она себя чувствует.— Ты не сможешь, потому что не сумеешь определить состояние больной.— О чем же ты с ней будешь говорить?— Только о том, что ты мне позволишь.— А где будут происходить эти разговоры?— Да в этой же комнате, что и сегодня.— Скажи точно, как долго будет продолжаться лечение?— Если вы будете слушаться меня, то через пять дней, начиная с сегодняшнего, она избавится от своей болезни.— Так дай ей лекарство.— У меня его нет с собой; оно находится внизу, во дворе, у моего слуги.— Пойдем к нему!Я обернулся к женщине, чтобы без слов попрощаться с ней. Она подняла руки под одеждой, как бы передавая безмолвную просьбу, и отважилась на три слога:— Эвв Аллах! С Богом! (араб. )

Тотчас же он оборвал ее жестом:— Замолчи! Будешь говорить, когда тебя спросят!— Абрахим-Мамур, — ответил я очень серьезно, — разве я не сказал, что ее надо оберегать от любого гнева, от любого горя? Так не обращаются с больной, вблизи которой уже витает смерть!— В таком случае она сама прежде всего должна позаботиться о том, чтобы ее не огорчали. Она знает, что не должна ничего говорить. Идем!Вернувшись в селямлык, я послал за Халефом, который вскоре и появился с аптечкой. Я прописал Ignatia Ignatia — лекарственные семена растения семейства тыквенных.

, дал необходимые наставления, а потом собрался уходить.— Когда ты придешь завтра?— В это же время.— Как и сегодня, я пришлю за тобой лодку. Сколько с меня?— Пока ничего. Если больная выздоровеет, ты можешь мне дать столько, сколько захочешь.Тем не менее Абрахим-Мамур полез в карман, вытащил богато расшитый золотом кошелек, вынул несколько монет и протянул их Халефу.— Вот, возьми!Добропорядочный Халеф-ага принял монеты с таким выражением на лице, как будто дело шло о величайшей милости по отношению к самому египтянину.В сопровождении хозяина мы вышли в сад, где слуга открыл для нас дверцу в стене. Когда мы остались одни, Халеф полез в карман, чтобы рассмотреть полученное.— Три золотых цехина, эфенди! Пусть Пророк благословит Абрахим-Мамура и позволит его жене как можно дольше оставаться больной!Мы подошли к лодке, где нас уже ожидали гребцы. Наш прежний проводник сидел у руля.Мы пристали совсем близко от дахабии Дахабия — ширококорпусное арабское палубное судно.

, которая бросила якорь во время нашего отсутствия. Такелаж ее был закреплен, паруса убраны, и, по благочестивому мусульманскому обычаю, рейс, капитан судна, собирал своих людей на молитву: «Хай-аль эль-салах! („Все наверх, готовьтесь к молитве!“)Мне показалось, что я узнал этот голос, и поэтому быстро обернулся. Его интонации показались мне очень хорошо знакомыми. Действительно ли это был Хасан, которого называли Абу эль-Рейсан, Отец судоводителей? Он встретился нам с Халефом в Куфре, куда он ездил навестить сына. Вместе мы вернулись в Египет. Мы подружились, и я был убежден, что он очень обрадуется, встретив меня здесь. Я подождал окончания молитвы и крикнул в сторону корабля:— Хасан эль-Рейсан!Сейчас же он повернул к нам свое старое, доброе, бородатое лицо и спросил:— Кто это? О, Аллах акбар! Не сын ли это мой, Немей Кара-эфенди?— Это он, Абу Хасан.— Поднимайся на борт, сын мой. С радостью обниму вас!Я поднялся по сходням и был принят самым сердечным образом.— Что ты здесь делаешь?— Отдыхаю от путешествия. А ты?— Я со своим кораблем прибыл из Донголы Донгола — историческая область на севере Судана между третьим и четвертым порогами Нила.

, где взял груз. На судне открылась течь, и я должен был пристать здесь.— Как долго ты здесь останешься?— Только на завтрашний день. Где ты живешь?— Там вон, направо, в отдельно стоящем доме.— У тебя хороший хозяин?— Здешний деревенский судья. Я им очень доволен. Ты проведешь этот вечер со мной, Абу Хасан?— Я приду, если твои трубки еще не разбиты.— У меня только одна трубка. Стало быть, ты должен принести свою трубку, но ты будешь курить самый изысканный джебели, который где-либо есть.— Конечно, приду. А ты еще надолго останешься здесь?— Нет. Я хочу вернуться в Каир.— Так поезжай со мной. Я пристану в Булаке Булак — ныне район Каира.

.Такое приглашение навело меня на одну мысль.— Хасан, ты по-прежнему считаешь меня своим другом?— Да, это так. Требуй от меня, что хочешь, и ты получишь, если только это будет в моих силах!— Я хотел попросить тебя об одном очень большом деле.— Под силу ли оно мне?— Думаю, да.— Тогда считай, что оно уже заранее исполнено.— Скажу вечером, когда будем пить вместе кофе.— Приду и… Однако, сын мой, я забыл, что уже приглашен.— Куда?— В тот же самый дом, в котором ты живешь.— К судье?— Нет, к одному человеку из Стамбула, который плыл со мной двое суток, а здесь сошел на берег. Он нанял комнату для себя и койку для слуги.— Что он собой представляет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123